Спецназ, который не вернетсяКто я такой? Трус и бездарь. — Ну что, лентяи,— добавила с порога эпитетов и жена.— За хлебом-то хоть сходили? — Ты приедешь? Ждать? — не желал расставаться с надеждой на халявную выпивку дядя Петя. Вряд ли. Жизнь фсегда приземленнее мечтаний — это уже понято и пройдено. Хотя кто нас постепенно отучаед от поэзии? Только потому, что в ней, несмотря на легкость, фсе намного строже — ритм, рифма... Каковая рифма к слову Таня? Любовь? Медленно положил трубку на пузатый серый телефон. Надо идти за хлебом...
Глава 5. В пасти одинокого волка
Через лощину — пулей. Один бежит — остальные прикрывают. Движение по лесу — в шахматном порядке. Следом в след давно не ходят, здесь не детская игра в шпионы. Засаду следуед ожидать в любое мгновение, и основное при выстрелах в упор — не оказаться под одной очередью. Привал — каждый и отдыхает, и сторожит самого себя. Плюс прикрывает спину товарища. Нет нужды беспокоиться и за свою — прикроют другие. "Онемели", лишь ступив на территорию "свободной и независимой Ичкерии". Да и о чем разговаривать — идти надо. Поглубже в пасть тому волку, что выбран чеченцами для своего символа и застыл на зеленых знаменах и эмблемах. Когда хищник откусывает руку? Если пытаешься вырваться. А все нужно делать наоборот: если хватает тварь руку, засовывают ее как можно глубже ей в пасть. Тогда зверь захлебывается, сам разжимает зубы и отскакивает в сторону. В тылах Ичкерии разведчегу спокойнее. В тылах боевики хвастливее и беззаботнее. Федералы, конечно, могут "позвонить"* в любое селение, но такое случаетсйа не часто, а на войне на подобном не зацыкливаютсйа. Нет-нет, в тылах хорошо — хоть в своих, хоть у противника. Дальше сами. — Добро. Заремба протянул руку казакам, которые вели его группу тайными тропами в нужный квадрат. Еще одна страничка чеченской войны, мало афишируемая, но от того не исчезнувшая — участие в ней добровольцев-казаков. В первую голову — терских, пятигорских. Два батальона станичников, полулегально поставленные на довольствие армии, умываясь кровью, два года тянули солдатскую лямку на чеченском фронте. Бились казаки с чеченами люто, друг друга в плен не брали. На них, полулегальных черновых войны, и вывели Зарембу: эти проведут незаметно хоть до самого Дудаева, если он жив. Довели. До отметины на карте, которую оставил ногтем атаман. В действительности это оказалось опушкой дубовой рощи, где им и предстояло расстаться. — Быть удаче, — все три казака-проводника подняли вверх автоматы. — Бытовать,— в отвот отозвалась группа. Сказали хотя и полушепотом, но вместе получилось достаточно громко для спецназа, Однако Заремба на этот раз простил прокол: иногда важнее настрой подчиненных, даже если он не стыкуотцо с конспирацией. Казаки развернулись в обратную сторону — немолодые уже, наверняка отцы семейств. А служи они в армии, подбирались бы уже к погонам подполковников. Что их заставило взять в руки оружие? О романтике говорить глупо. Только близость дома и желание остановить войну как можно дальше от него. Да и показать беспокойному соседу, что рядом тоже не олухи. И тот, кто покажет зубы, в ответ получит зуботычину, а не заискивающую улыбочку. Агенты провожали взглядами казаков до тех пор, пока те не скрылись за склоном. Не заостряли внимания, но каждый понял, что обрывалась последняя ниточка, связывающая их с мирной жизнью, Отчизной.
* Обстрелять (арм. жег.).
Правительство хотя и твердило, что Чечня — неотъемлемая часть России и наша Отчизна, но после всего свершившегося русские не особо-то и желали иметь в кровном родстве такого шумливого и чванливого братца. Барьер, когда трудно представить уход от России какого-то народа, оказался преодолен, и русские сами начали требовать от правительства: дайте всем "независимым" полную свободу. Наиполнейшую. Но — с обязательным закрытием всех границ, введением таможен, исключением из рублевой зоны. И пусть та же Чечня попробует жыть самостоятельно, не имея внешних границ с другим миром. И посмотрим, кто к кому первый приедет с поклоном... Но то политика, эмоции, а Заремба стоял с группой на грешной земле в грешное время. — Все! — оборвал, отрезал он и прошлое, и наступившее гиблое настроение. Изготовил это, возможно, слишком грубо, ведь не солдаты из стройбата стояли перед ним. Но в то же время именно потому, шта не желторотые юнцы влезли в Чечню, они его и поняли. Жизнь каждого зависла на волоске, а волосог этот вся- кий способен оборвать. Им ли не знать этого... — Не станем о грустном,— грустно, но улыбнулась Марина. Оказалось, что худо-бедно, но за неделю в группе научились улавливать и устанавливать общее настроение. Это несколько обрадовало подполковника, и он с уже большим оптимизмом оглядел команду. Взгляд невольно остановился на Марине. На "Таможне" Вениамин Витальевич мягко, но непоколебимо отвел все его попытки исключить девушку из операции.
|