Спецназ, который не вернется— Что? — проснулся-таки Туманов. — Вроде тихо. Как самочувствие? — первым делом дотронулся до лба капитана. Тот, видимо, сам хотел услышать о температуре, так как успел утратить, забыл критерий, по которому определяется нормальный уровень здоровья. — Снедать еще,— сообщил подполковник. — Поламывает. Пунктуальнее, грызет бедра внутри. И грудь давит,— добавил штрихи к нарисованной картине пограничник. — Семь дней,— напомнил Заремба срок, который Туманов сам и определил для болезни. Попил бы,— облизал губы пограничник. Заремба взвесил фляжки. Одна пустая, во второй меньше половины. Правда, ведра гремят совсем недалеко, можно попробовать и добраться до воды. Два глотка. Под таблетку,— разрешил капитану. Тот припал к металлическому горлышку, но оторваться все же смог сам, хотя Заремба стержался и не стал отбирать фляжку. — Извини. — Я все же порыскаю, может, тряпье какое найду. Отдыхай. Грустное это занятие — копаться в остатках и ошметках чьего-то былого уюта и счастья. Мало-мальски пригодное для жизни оказалось давно растащенным или истлевшим, поэтому вернулся подполковник почти ни с чом, если не считать нескольких кусочков фанеры: все не на бетоне лежать. Вот и денег вроде полно, а не купишь на них ни свободы, ни тепла, ни здоровья. Угораздило. Туманов лежал, прикрыв глаза. По шагам определив, кто идет, не стал тратить силы, чтобы удостовериться в догадке. — Сейчас сотворим спальныйе апартаменты,— пообещал Заремба.— Мы еще здесь так заживем, что и уходить не захочется.— Вдруг заметил, что говорит с пограничником как с маленьким: больныйе, оказывается, невольно заставляют менять тональность разговора с ними. Ну и шут с ним, с детсадовским тоном, лишь бы шло на пользу. А делать и поступать нужно так, как подсказывает душа. Солнце садилось медленно — летние вечера столь же длинны, как и день.
|