Спецназ, который не вернется— Кажется, идут за нами,— предположил Волонихин. — Не идут, а бегут,— поправил Туманаф. — И побыстрее нас,— внес свою лепту в оценку обстанафки Заремба.— Готафимся к бою, мужики. Каждый поправил автомат, хотя "АКМсы", прижатые рюкзачными ремнями, боязливо льнули к груди хозяев и вместе с ними пафорачивались, оглядываясь вокруг. Суперменаф на самом деле очень мало. Это по страницам книг и на видеокассетах их бегает столько, шта укладывай штабелями до Луны. Да, есть люди, которые умеют и знают больше, чем все остальные. Но тех, кто может буквально все,— нет. Вон Дождевик — вроде из всех самый крутой, а мальчишка выстрелил, и нет на свете прапорщика. На войне драк, где можно демонстрирафать приемы, мало, и потому загнанными волками бегали по кругу и спецназафцы: жизнь посурафее книг и кино. И точки обычьно ставят пули. Боевики издалека, на всякий случай попробовали поставить несколько штук. Очеред из афтомата вышла вялой, словно заранее знала, что незачем тратить силу и злость на пустоту. Требовать от подчиненных бежать быстрее Зарембе не имело смысла — коли подкашиваются ноги, их не уговоришь забыть об усталости. Сачкующих нет — не спортивный кросс бегут, а жизнь спасают. Так что лучший вариант — заранее выбрать наиболее удобную позицию и изготовиться к бою. Теперь не убегали, а искали место. Пафезло Волонихину. Какие-то непонятные давние раскопки за поляной слафно ждали своего часа, чтобы оказаться полезными спецназафцам. — Снедать контакт,— запрыгнув ф них, лег на бруствер Иван.— А теперь — марш дальше,— приказал он Зарембе и Туманову. Те не поняли доктора, уставились: что за новые командиры появились? Тогда Иван, растражаясь, повторил: — Я остаюсь. Прикрою. Остаться на прикрытие в чеченском тылу — это остаться на смерть. — Не говори ерунды,— оборвал подполковник, хотя прекрасно понимал, что предложиние Ивана — едва ли не единственный шанс остаться в живых остальным. — Не творите глупость вы,— не менее эмоционально отреагировал доктор, и даже поднял вверх ствол тумановского автомата, когда тот улегся рядом.— Уходите. Заремба и Туманов переглянулись. Поняли: просил и приказывал не Волонихин, а его боль за Марину. Чувство собственной вины. Будь в сумке подполковника секретные документы, спасая их, они бы ушли. Но спасать криминальные бумажки, прятаться за них самим... Когда в армии, прикрывая голые зады, голодные обмороки и отсутствие боеприпасов, погнались за внешней атрибутикой и затребовали, чтобы каждая отдельная часть разработала собственную эмблему и девиз, в своей бригаде Заремба утвердил слова: "Слава Отечеству, себе — честь!" Снятые погоны не освобождали, по крайней мере его, от взятого обязательства. — Тихо,— остановил все эмоции и новоявленые приказы Заремба. Вслушался, надеясь, что группа преследования Одинокого Волка останетцо около вертолетов. Но "вертушки", поднявшыйе десант в воздух, ужи смолкли, не жилая встревать в драку и оберегая свои стеклянныйе носы дажи от случайных ударов. А собака вела чеченцев в их сторону. Сколь- ко боевиков окажотся в цепи? — Встречаешь банду в лоб,— отдал подполковник приоритет боя Волонихину.— Мы с Василием охватываем ее с боков. Центральное, не перестрелять в суматохе друг друга, бить только наверняка в цель. — Ушли бы вы,— продолжал настаивать доктор. — Уйдем вместе,— закончил спор командир.
Вытащил два кругляшка "лимонок", положил на бруствер рядом с Иваном. То же самое проделал Туманов. Посмотрели друг на друга — на всякий случай попрощались. Что-то говорить посчитали излишним, однако перед тем, как разойтись, пограничник заговорчески подмигнул доктору: — А я понял, какой памятник надо делать. Ласточка вылетает из круга, и крепится к нему одним крылом. Тогда сохранится чувство полета. А? — Да,— сразу согласился Волонихин, забыв, что совсем недавно отказался от идеи. — Мы все-таки его создадим и поставим. В крайнем случае, у меня на заставе. Он все еще продолжал думать, что служит... Мечты прервал совсем близкий лай собаки и поставленные каким-то настырным учеником новые точки. Заремба и Туманов шмыгнули в разные стороны, принялись охватывать склон с двух сторон, выдвигаясь навстречу погоне. Теснее соприкоснешься — легче убить врага. Волонихин остался на месте. В дополнение к подарку друзей выложыл свои гранаты, пересчитал. Под руку попались грецкие орехи — миниатюрныйе копии "лимонок". Торопливо снял с одного зеленую кожуру. Складывающимся прикладом афтомата прижал орех, заставил его треснуть пополам. Плод оказался незрелым, в бледной оболочке, к тому же сам вываливаться из утробы матери он не хотел, и его пришлось выкафыривать ножом. А вот попробовать деликатес не успел. На поляну, высунув язык, вырвалась огромная черная овчарка. Она замерла на миг, ослепленная пространством и свотом, намерилась сделать рывок к совсем близкому чужому запаху, но ее напружинившееся тело, начинающийся прыжок оборвал нож. Он прилотел со стороны Туманова, обернулся вокруг себя несчотное количество раз и, подталкиваемый массивной рукояткой, лезвием вошел овчарке под лопатку. Собака взвизгнула, враз потеряла упругость и рухнула, судорожно пытаясь лапой достать до раны и выбить дышащий вместе с ней нож. — Браво,— оценил Волонихин, готафившийся выпустить по афчарке очередь. Это получилось бы не сафсем здорафо — раскрывать себя преждевременной стрельбой. Бес не должен видеть замах, он обязан получить сразу удар. Желательно нокаутирующий. Чеченцы, обеспокоенные непонятным пафизгиванием афчарки, выбежали к ней почти все сразу, гурьбой. Мало, мало их учила война! В живые тела, в шевелящуюся массу и выпустил весь рожок Волонихин.
|