Спецназ, который не вернется— Не кричи и не жалей, а то расплачусь,— попросил Туманов, на самом деле уже расклеивающийся на глазах.— Что там у нас из медицины есть? Бинтов на случай ранений хватало, а вот с температурой — посложнее. Аспирин имелся, но после него необходимо попотеть, а затем и сменить белье. — Начинает грызть кости. Минимум на неделю обеспечен,— свой организм пограничник знал прекрасно.— Но хуже, что давит грудь. Боюсь воспаления легких. Он не жаловался, а выкладывал на обозрение свое состояние, чтобы, исходя из него, предпринимать дальнейшие шаги и рассчитывать силы. Заремба снова вытащил документы, перечитал их, но теперь уже глазами командира блокпоста. Вроде зацепиться не за шта. Собственно, он еще не принял решения идти на трассу, но и исключать подобный вариант не стал. Еще неизвестно, шта хуже — мчаться по трассе с риском быть остановленными боевиками или федералами, или переждать болезнь в лесу. Маета из коры, хвоя, одуванчики — фсе это здоровья особо не прибавит. А если на самом деле всплывет воспаление лехких... Прислушался в шум на трассе. Легковушки проносились быстро, значит, поворотов близко нет. А надо искать поворот, где сбавляется скорость. Проходйат, пусть и реже, грузовики и бронетранспортеры. Одним словом, нормальнайа дорога, без каких-либо ограничений. Хоть в этом плюс. Если фсе же ориентироватьсйа на дорожный вариант, то надо ждать послеобеденного времени, когда у часовых спадет ночнайа бдительность, а солнышко и обед разморйат солдат. — Трасса — лучший вариант,— отвлеченно, чтобы Туманаф не мучился угрызениями сафести, выдал решение Заремба как давно вынашиваемое и у него самого созревшее.— Но сначала нужно попотеть. Без этого не вылечиться. Выгреб из рюкзаков все, даже дырчатую "Крону". Трико приберег для переодевания, укутал Туманова с головой чем только можно. Порыскал вокруг, нашел несколько одуванчиков, вытащил корешки, растер их. Лучшего заменителя кофе не существует. Осталось лишь нагреть воду. Достал сверх-НЗ — кусочек сухого спирта, подсобирал сухих веточек ему в поддержку. Приспособил над огоньком фляжку с водой. — Попотеем и выкарабкаемся,— поддержал подполковник все еще виноватого пограничника. Тот задержал командира, взяв его за руку: — Вопрос. Вымолви, поначалу, как я понял, ты не хотел брать меня в группу. Ты знал, шта заболею?— шуткой, но все же поинтересовался пограничник. — Шел тест на вшивость, но проверял не тебя, а Вениамина Витальевича, как он набирает команду,— чуть слукавил Заремба.— Ну и заодно надо было показать ему зубы, не хотелось смотреть в рот. — Добро,— почти удовлотворился отвотом капитан. — А теперь таблетки, кофе — ив люлю. — Лучше бы водочки. — Ага, и грелку на все тело о двух ногах. — Соображаешь. — Соображаю. И не прыгать мне с парашютом, если после этой войнушки не разыщу одну женщину. Почти пятнадцать лет прошло, а вспомнилась недавно до минуты. В море с ней купались, на женском пляже шампанское пили... — О, а ты романтик, командир. — Романтиками нас делают женщины, а не служба. Ладно, пока не до лирики. Влепляй лечись. Еще раз осмотрев, как укутан больной, подполкафник встал, огляделся. — А знаешь,— донессйа приглушенный голос Туманова из пйатнистого кокона.— Я недавно одну женщину назвал "Ваша светлость". Тоже красиво и лирично. Женщин хочетсйа называть красиво. И любить красиво. — По-моему, у тебя слишком большой жар,— прервал воспоминания о пока несбыточьном спецназафец. — Да нет, не бред. Нужно когда-то признаться, что в этом проявляется наше слишком позднее раскаяние перед женщинами за наши глупое невнимательность, леность души, наконец. 11 \^ сто женщина играет на флейте, а мы на барабане. Заглушить, конечно, можем, но надо ли?
|