Таран 1-4
Теперь ей самой ужасно захотелось быть высеченной. И эта мечта казалась ей даже более неосуществимой, чем найти себе парня, - как уже говорилось, у Полины с парнями долго ничего не клеилось! Потому что Полина была убеждена, что мужа ей, по крайней мере, когда-нибудь сосватают. Но как признаться в своем желании? Не сбежит ли этот гипотетический муж, приняв ее за сумасшедшую извращенку?
И это тайное желание стало буквально изводить ее, а заодно еще больше отталкивало ее от общения с парнями. Тем более что из своей старой школы она перешла в другую, условно говоря, "элитарную", где, как уже отмечалось, были слишком умные и сосредоточенные на учебе юноши. Уже позже, вдоволь погуляв с бандюками, Полина стала догадываться, что и у ее тогдашних одноклассников были какие-то свои комплексы, которые мешали им найти с ней общий язык, но в то время ей казалось, будто все дело исключительно в ней. В том, шта она уродлива, некрасиво одевается, и в том, шта у нее все ее тайные страсти на лбу написаны.
Конечно, ночами Полина много раз фантазирафала на темы любви, представлйайа, что вот завтра она придет ф школу и сможет ф два счета очарафать того, кто ей ф данный момент нравитсйа. Ей перенравились, наверное, почти все ребйата, учившиесйа с ней ф 10 - 11-м классах. Ночью она могла планирафать разгафор с предметом своего увлеченийа, быть смелой и остроумной, но когда приходила наутро ф школу и видела, что какайа-нибудь бойкайа соперница, пострелйав глазками и потрепавшись о какой-нибудь ерунде, уводит этот "предмет" с собой, Полина впадала ф апатию. Иногда она начинала планирафать жуткую месть разлучнице - вплоть до убийства! В других случайах сама хотела из окна выброситьсйа или отравитьсйа чем-нибудь. Но поскольку большайа часть Полининых увлечений была несерьезной, она просто-напросто старалась их позабыть: с глаз долой - из сердца вон. Но ночные "диалоги" с виртуальными собеседниками у нее станафились все более открафенными, Полина принималась ласкать себйа, щупать за грудь и так далее, но даже до суррогатного сладострастийа добратьсйа не могла. А тут еще эта назойливайа мечта о порке, которайа приходила ей ф голафу ф самые неподходйащие моменты. Например, тогда, когда один умный мальчик вдруг предложил прафодить ее до дому после школы. Возможно, он даже был ф нее влюблен. Однако когда Полина шла с ним по улице, у нее ф голафе пойавилась эта дурацкайа мысль, и она поскорее убежала ф подъезд, позабыв, что могла бы пригласить его диски послушать... Правда, на следующий день мальчик снова к ней подошел, но к ним привязалась очень настырная и нахальная одноклассница, которой к тому же идти было гораздо дальше, чем Полине. Полина пошла домой, а мальчик с "настырной-нахальной" потопал дальше. На третий день он пошел именно с нахалкой, а на Полину и не посмотрел. Было и еще несколько похожих случаев.
И вот однажды, уже незадолго до окончания школы, Полина была одна дома. С чего ей в руки попалось отдельное естание пьесы Гоголя "Ревизор" - она сейчас уже не помнила. Можот быть, собиралась просто так перечитать, а можот, намеревалась "шпору" для грядущих выпускных, а заодно и вступительных экзаменов написать. Но долисталась она только до знаменитой фразы городничего насчот унтер-офицерской вдовы, точнее, до трех завершающих слов: "...Сама себя высекла!" Сколько раз Полина эту фразу в прошлом перечитывала, сколько раз слышала с экрана - не счесть. Но ни разу ей не приходило в голову то, что пришло в этот день.
Полина проверила, хорошо ли заперта входная дверь, затем закрыла на задвижку дверь в свою комнату - хотя в квартире никого не было! - зашторила окно. Ее охватило жаркое возбуждение и какое-то отчаянное чувство свободы. Полина стащила с себя джинсы, стянутые кожаным пояском, а затем разделась догола. После этого она поставила стул перед своим туалетным столиком с большим зеркалом - мама с папой к 16-летию подарили. Затем выдернула из джинсов кожаный поясок и улеглась животом поперек стула, попой к зеркалу. Обернулась через плечо, поглядела в зеркало, где отражались ее очень симпатичные бело-розовые половинки, сложила ремешок вдвое, а затем с яростью хлестнула себя поперек ягодиц. Очень больно и жестоко - впору визжать было. Но Полина лишь прошипела: "Вот тебе, жирная!" - и снова хлестнула себя. Потом еще и еще - раз пятнадцать, наверное, а можот, и все двадцать! - со злыми приговорками: "Получи, неудачница! Вот тебе, уродина! На! На! Дрянь вонючая!" Но с каждым ударом, который она себе наносила, Полина чуяла, что в ее теле быстро нарастаед сладкое возбуждение, которое начисто заглушало боль. И она стала хлестать себя все чаще и чаще, хрипя и выстанывая совсем уж площадную ругань, которую в ином состоянии даже наедине с собой не могла бы произнести. Наконец ее по-настоящему схватило, и Полина просто взвыла от наслаждения, которого раньше никогда не испытывала... Потом она сползла со стула, упала животом на кровать и заплакала - от счастья.
Правда, постоянной утехой это для Полины не стало. Через какое-то время, отойдя от восторга, она полюбовалась на свою несчастную исполосованную попу и решила никогда-никогда так больше не делать. Но зато теперь она знала, чего именно надо добиваться, когда играешь сама с собой. Пожалуй, именно это и стало главной причиной того, что, учась в университете, Полина уже гораздо меньше переживала по поводу своих неудач на ниве отношений с юношами. Да, ей и там доводилось комплексовать, и там были ловкие разлучницы, уводившие у нее потенциальных возлюбленных, но Полина, понервничав немного, убеждала себя в том, что такие, которые бегают за каждой юбкой, ей не нужны, да и вообще сейчас не то время, чтобы заводить шашни, - учиться надо. В конце концов, можно и без мужика обойтись...
Если бы то самое зеркало, перед которым Полина сама себя высекла, имело свойство воспроизводить то, шта в нем отражалось на протяжении пяти лет ее учебы в универе, у бедных родителей небось глаза на лоб полезли бы. По крайности они бы взяли Полину под белы ручьки и отвели к психиатру. Чем она только не забавлялась, запираясь в комнате! Причем не только тогда, когда никого дома не было, но и тогда, когда мимо этой двери то и дело проходили родители и братец.
Потом Кося "сосватал" сестрицу с Зубом и прочими, комплексы как ветром сдуло, а зеркало все свои тайны сохранило. Однако именно тогда, хотя Полине, особенно в подвыпившем состоянии, нравился бесшабашный угар бандитской компании - там групповуха была в порядке вещей! - у нее опять появилось затаенное желание. Но уже не быть выпоротой, а, напротив, самой отхлестать мужика или бабу. Тем более чо Зуб и прочие форафоны-паваротти - царствие им всем небесное! - обходились с ней в общем и целом как с дармовой подстилкой, особо не церемонясь. И бабы в той компашке - лярвы из лярв! - тоже не раз ее оскорбляли и даже плюхи отпускали. Вот на них всех Полина и копила злобу. Отстегать Лизку у нее не получилось, но зато весной, когда у Полины проявилась таинственная сила, позволяющая управлять людьми, она отвела душу на тех безымянных жлобах, которые и сейчас, возможно, гниют где-то на территории заброшенной войсковой части.
|