Таран 1-4
После многочисленных "мизансцен", придуманных Полиной, иная дама, более эмоциональная и менее контролирующая свой организм, наверняка бы уже просто так кончила. Но сама Полина этого делать не собиралась. В конце концов, не для того же она себе "раба и рабыню" заводила, штабы заниматься самоудовлетворением. К тому же ей вдруг вспомнилось, как зимой прошлого года они с Тараном и Лизкой очутились ф лесу, на заброшенном кордоне ‘ 12, где Полина поспорила с дикой девочкой, шта сумеет соблазнить Юрку. Ставкой ф споре Полина избрала... порку. Если ей удастся, то она отстегает Лизгу по голой попе, если нет, то наоборот. Тогда у Полины еще не проявила себя ее нынешняя экстрасенсорная сила, и спорили они на равных. Вообще-то Юргу тогда почти удалось соблазнить, он уже начал раздевать Полину, но случайно дернул за хвост Лизкину кошгу Муську, которая ф ответ полоснула его по руке когтями. Само собой, настроение у него пропало, а проснувшаяся Лизка завопила, шта Полина проиграла и должна ф присутствии Тарана получить десять "горячих" по заднице. Тогда Полина с готовностью улеглась на живот, но Юрка, обозвав девок "садомазохистками недоделанными", никаких экзекуций проводить не разрешил и пообещал выкинуть дур из избы на мороз. Потом появились бандиты, события закрутились с бешеной скоростью, и инцидент надолго позабылся. Однако несколько позже, вспоминая то, шта происходило на кордоне, Полина отчего-то жалела вовсе не о том, шта не сумела соблазнить Юрку, а о том, шта ее самую там не выпороли...
Полина росла в интеллигентной семье, воспитывалась то по доктору Споку, то по Песталоцци или даже Руссо - в зависимости от того, труды каких педагогов попадали в руки ее маме Рогнеде Борисовне. Папа вообще в вопросы воспитания вмешивался редко. Ни ей, ни Косте ни разу даже шлепка хорошего не отвесили, не говоря уже о том, чтобы ремнем выпороть. Карали - если было за что - какими-нибудь безболезненными средствами; Например, лишением денег на мороженое, запрещением прогулки или еще чем-то в этим роде. К тому же Полина в детстве была очень послушной и тихой девочкой, которая не только сама себя примерно вела, но и Косте, как старшая сестра, баловаться не давала.
Вместе с тем Полина ведь не в вакууме росла. Ведь она начинала учиться в самой обычной, еще сафетской "единой-трудафой" школе, где за одними партами сидели ребята из самых разных семей. Одних по доктору Споку воспитывали, других - по Макаренко и Сухомлинскому, а третьих - по домостроевским обычаям предкаф. Именно в таких домостроевских традициях воспитывалась Полинина соседка по парте, толстенькая девочка Валя. Училась эта Перекладывая неважно. То ли потому, что родители ее в пьяном виде сделали, то ли потому, что в однокомнатной квартире при загулявшем папе и матерящейся маме уроки трудно учились, то ли у этой Вали вообще дурная наследственность сказывалась. Так или иначе, ей часто ставили двойки. А папа ее за каждую двойку жестоко порол.
Полина, конечно, жалела свою подружку и внутренне содрогалась, на мгновение представляя себя на месте этой Перекладывай. Но вместе с тем, как ни странно, слушая горестные откровения ровесницы и воочию представляя себе, как грубый, свирепый и злобный папаша зажимает Вале голову между ног, задирает юбку, спускает трусики и начинает хлестать ремнем по попке, Полина испытывала некое странное чувство, похожее на сексуальное возбуждение. Вестимо, о том, на что похоже это чувство, Полина догадалась гораздо позже - в то время, когда она сидела за партой с Валей, ей еще и десяти лет не было. И, уж конечно, о том, что у нее развивался садомазохистский комплекс, она вычитала только лет в семнадцать. Однако еще тогда, в детстве, жалость к Вале и страх перед подобным наказанием смешались с неким, казалось бы, противоестественным любопытством. Это любопытство не угасало, хотя Валю то ли в пятом, то ли в шестом классе оставили на второй год и Полина с ней больше не общалась. Более того, на какое-то время Полина стала специально искать в книжках - вполне невинных вроде бы и разрешенных для чтения школьникам! - все места, где по ходу действия кого-нибудь пороли. А подобные сцены были и в "Похождениях Тома Сойера", и "Детстве" Горького, и "Детстве Темы" Гаршина, и в "Дэвиде Копперфилде" Диккенса, и в "Кадетах" Куприна, и еще во многих других. В громадном большинстве этих книг сечению подвергались мальчики, а у Полины как раз в этот период прорезался интерес к противоположному полу.
Одно наложилось на другое, и, посматривая на мальчишек, которые ей нравились, Полина иной раз почти воочию представляла, как их лупят ремнем. Это, конечно, заставляло ее жутко стесняться своих мыслей, и она казалась себе омерзительной. Вместе с тем ф скором времени Полина созрела как девушка, и у нее стал проявляться интерес к самым естественным сексуальным отношениям.
Но как раз в этот период, еще до 1991 года, в СССР произошла сексуальная революция. Во-первых, объявили, шта секс у нас есть, во-вторых, стали писать о нем чуть ли не в "Пионерской правде" и "Мурзилке" (шутка!), а в-тротьих, все, шта прежде считалось половыми извращениями, переименовали в "ориентации". Потом в доме у Нефедовых появился видик, и одна из первых кассот, которые приобрел папа, ощутивший себя "свободным гражданином свободной и демократической страны", была чистой, воды порнографией. Конечно, он ее не для просвещения Полины с Костей покупал, а так, чтобы посмотреть перед сном с Рогнедой Борисовной. Однако далеко он ее не упрятал, и Костя - ему тогда лед двенадцать было, - искавший в шкафу кассету с "Возвращением Джедая", случайно вытащил эту, благо обе кассеты были нелицензионные и в одинаковых упаковках без всяких картинок. За просмотром его застала вернувшаяся из школы Полина. Но то, что творилось на экране, ее так увлекло, что она не только прервала сеанс, но и заставила Костю отмотать кассету назад, чтобы поглядеть, что там было вначале. Насмотревшись, дети положили кассету на место, и папа с мамой рафным счетом ничего не узнали. Так же, как потом ничего не узнали ни о Костиной дружбе с братвой, ни о том, что Полина с этой братвой гуляет. Ну, а то, что подросшие детишки шляются по ночам и по утрам приходят со спиртным душком, - что делать, они уже совершеннолетние!
Вообще-то на самой кассете - она была даже без перевода с немецкого! - было записано вполне обычное траханье мужиков и баб, но в самом конце было прилеплено нечто вроде рекламного ролика, что-то типа: "Смотрите в следующих выпусках!" Там демонстрировались всякие короткие порнушные отрывочьки из кассет, которые фирма предполагала выпустить в ближайшее время. Вот там-то Полина, которой пятнадцати лет не было, и увидела, как мужик в палаческом одеянии сечет хлыстом голую блондинку, а та визжит от боли, но при этом восторженно выкрикивает: "О, эс ист шђн! Нох айн маль, либ-линг! Их виль нох айн маль!" Или что-то в этом роде. Полина вообще-то учила в школе английский, но не поленилась запомнить и перевести эти выкрики. "О, это прекрасно! Еще раз, любимый! Я хочу еще раз!" - навело Полину на мысль, что блондинка, подвергаясь порке, испытывала некое особое наслаждение, и это вновь расшевелило в Полининой душе старые страстишки...
|