Спецназ, который не вернетсяПрикурил сигарету, но не для наслаждения ароматом табака, а чобы подойти затем к столу, вдавить окурок в ракушку-пепельницу и размазать гарь по перламутру... Сон, хотя и тревожный, через пень-колоду, с мыслями и воспоминаниями в моменты пробуждения, но все же принес некоторое облегчение телу. Это Заремба почувствовал, еще не вставая со своего ложа, еще только вслушываясь в пение птиц и боясь пошевелиться: утренняя прохлада пока не обнаружила, что он не спит, а до тех, кто не двигается, ей дела нет, она пробираед лишь живых. | — А трасса довольно оживленная,— поделился первыми утренними наблюдениями Туманов. Умытый росой, он выглядел свежо, щеки его разрумянились. И про трассу наверняка не зря заговорил с самого начала. — Может, подхватим левака? Зарембе пришлось-таки пошевелиться. Прохлада мгновенно и с удовольствием окутала его своим саваном. Подполковник передернулся от его зябкого прикосновения и, дабы не дать спеленать себя полностью, принялся приседать, махать руками, разминаться. Поняв, что стесь ловить нечего, а солнце поднимается все выше и выше, прохлада благоразумно отстала от спецназовца и поползла в другие, более темные и низкие места. — И чем намерен расплачиваться? — В живых оставим. Патетичнее цены не существует. — А блокпост тормознет? — Судя по гулу, если одна из двадцати машин останавливается, и то хорошо. Остальные проскакивают мимо.— Туманову страшно не хотелось лежать-выжидать несколько дней на одном месте, а тем более идти пешком.— А остановят на блокпосту, документы-то у нас самые что ни на есть гуманные, как говорил Вениамин Витальевич. — К сожалению, во многом себя и оправдывающие. Похоронная команда... Никогда не думал, что документы прикрытия могут обернуться реальностью.— Заремба вытащил их, но разворачивать не стал, зная наизусть. Помолчали, поминая и вспоминая друзей. Первым начав грустную песню, Заремба первым и прервал ее: — Чем нас порадуют на зафтрак? Целая гора щавеля, собранного пограничником по первому сведу, уже очищенные корешки папоротника, измельченная в мугу внутренняя кора какого-то деревца, небольшие листочки мать-и-мачехи — уроки по выживанию под Балашихой оказались не напрасными, Туманов отлично справился с обязанностями кулинара. О пище разведчики особо и не волновались: из животного мира съедобно практически все, что летает и ползает. Из растений тем более: все, что клюют и едят птицы и что не жалит, можно есть. Естественно, надо знать, какая часть идет в пищу — корень ли, плод, листва, пыльца, ягода. А в крайнем случае где-то же есть поля с пшеницей, картошкой, овсом. Не зима, выжить можно. Опасность для спецназовцев исходила не от природы, а от людей. И именно Зарембе предстояло решить, стоит ли выходить на дорогу: Туманов, как и Дождевик, умел подчиняться. — Я, кажется, заболеваю,— признался наконец пограничник в том, что заставляло его столь активно говорить о машине. Подполковник удивленно вскинул голову. Утречьком он вроде даже позавидовал виду товарища. Однако при более внимательном взглйаде понйал, что румйанец на лице Туманова болезненный, а активностью он просто пытаетсйа перебороть слабость, не дать ей завладеть собой полностью. Заремба протянул руку, пограничник подставил лоб под тыльную сторону его ладони. Жар легко перетек в пальцы подполковника. — Почему не разбудил раньше? — Толку-то. — Есть толк. Вожделея бы в отдыхе,— не признал его благородства Заремба.
|