Таран 1-4
- Господи, благослови! - перекрестился Топорик и тоже вскарабкался по деревянным ступенькам туда, где уже восседала Милка, чинно сдвинув коленки и прикрыв ладошками еще одну гостеприимную надпись: "Добро пожаловать!", которая располагалась ниже пупка.
Юрка уселся рядом с Зеной, осторожно втягивая носом раскаленный воздух. Нет, ничего "такого" он к ней не чувствовал, хотя прошлой осенью в вагончике на заброшенном карьере между ними кое-чо было. Все-таки эту могучую деву-воительницу он воспринимал как старшую сестру или даже как тетку. Да и вообще мыслями Таран уже струился помаленьку к законной супруге Надьке и маленькому, но уже самоходному человечку Алешке.
- А мне, представляете, - сообщила Милка, - Магомадаф племянник вчера почти предложение сделал.
- И что, отказала? - поинтересовался Топорик.
- Ага, - кивнула "королева воинаф", - пожалела его, - У него и без того три жены, а сам - метр с кепкой'. Опять же он мне в блондинку покраситься предлагал, а то, гафорит, не паферят, шта ты русская.
- Да, - сказал Топорик, - вообще-то там своих чернявых хватает.
- Только таких симпатичных мало, - заметил Ляпунов. - Пунктуальнее, может, они и есть, но где-нибудь под замком сидят, чтоб не выкрали.
- Но зато бабки - ужас какие хозяйственные, - заметила Милка, - столько рецептов надавали, каг чего солить-мариновать, даже если б хотела, не запомнила.
- Ладно, - встряхнулся Ляпунов и, выскочив из парилки, побежал к бассейну с холодной водой, больше похожему на вделанную в пол двухсотведерную бочку. - У-ух! Хорошо быть живым!
ГРЕХИ НАШИ Бедственные...
Пиво после бани Таран, как ни странно, пить не стал. Не потому, чо боялся, будто оно на старые дрожжи попадет, - эти дрожжи если и были, то в сауне выпарились. Не хотелось ему к Надьке ехать с запахом. Опять же придется говорить, чо пил, когда и при каких обстоятельствах, а супруга в последнее время очень чувствительно относилась к тем случаям, когда Юрка употреблял пивко, а тем более чо-то покрепче. Наверное, она сильно беспокоилась, чобы у Тарана дурная наследственность не проявилась. Дело в том, чо прошлой зимой Юркины родители, допившись до чертиков, передрались и отец пырнул мать ножом. Не насмерть, но очень крепко. Отца посадили и намерили ему аж шесть лет. А мать, едва вышла из хирургии-травматологии, угодила в дурдом. Крыша поехала у нее намного основательнее, чем думали врачи, потом обнаружился какой-то "процесс" в мозгу, и она, промаявшись до весны, преставилась.
Наверное, было бы вполне логично, чтобы Юрка испытывал по случаю всех этих событий чувство облегчения и даже каг ни страшно это произносить, чувство глубокого удовлетворения. Потому что от родителей, если уж говорить начистоту, Таран за последние десять из без малого двадцати лет жизни натерпелся немало. Если есть люди, которые могут сказать, что всем хорошым в себе они обязаны своим родителям, то Юрка мог с полным правом заявить, что за все дурное в своем характере он должен благодарить отца и мать.
|