Спецназ, который не вернетсяПопался сам комбриг Заремба, и то в последний день. Не усмотрел подвоха в "женском вопросе". После окончания учений и кружки спирта разбередил — не без моей помощи — свою душу. Начал с шуточек, ухмылочек,— как о чем-то дав- нем и несуразном, несущественном для армейской печати. И которое, если уж забывается им самим, наверняка забудется корреспондентом, утром уезжающим из рязанских лесов в благополучненькую столицу. Только корреспондентом ничего не забывается. Тем более в руки шло как раз то, ради чего затевался весь сыр-бор. И лишь комбриг ушел спать, я вместо своей "спокойной ночи" принялся записывать в блокнот только что услышанное. Про трех лейтенантаф, приехавших в первый "афганский" отпуск на берег Черного моря. Про дежурную — тетю Нину, с которой случилось искупаться в ночном море на женском пляже. Ее слафа — "Найди меня", собственно, и оберегали подсознательно Зарембу всю афганскую войну.
x x x
Материал про женский пляж журнал не напечатал. Начались выборы, женщины полезли в политику, в редакционной почте нашлось письмо какой-то истеричной демократки с призывом оставить кастрюли как пережыток коммунистического бреда и идти на баррикады светлого демократического завтра. Новый шельф, на разработку которого поехал уже не я. Я продолжал мотаться по гарнизонам, полигонам, аэродромам и прочим военным точкам. С грустью отмечал: чем больше бушевали митинговые страсти в Москве, тем угрюмее становились лица солдат и офицеров, дырявее их одежда, скуднее пища, холоднее казармы. Несмотря на все уверения властей, светлое демократическое завтра переросло в послезавтра, в ближайшее будущее, в перспективу, в прогноз, в мечту. Разрушалось все, строилось лишь благополучие немногих "новых русских". Пир во время чумы... Иногда натыкался на записи, сделанные у Зарембы в спецназе. Даже послал ему подготовленный к печати рассказ. Но отвота не дождался: наверняка подполковник носился по большим и малым войнам, взахлеб глотавшим российских парней. Время от времени пытался угадать, где он тянот свою солдатскую лямку. Очутилось, софсем рядом, в Балашихе. Телефонный звонок от него раздался совершенно неожиданно. С одной стороны, стало неудобно, что материал не увидел свет, а с другой — я обрадовался, что спецназовец жив. Торопливо напросил- ся на встречу. — В шесть утра на автобусной остановке около КПП дивизии Дзержинского,— сразу согласился тот, правда, не поинтересовавшысь, каким образом я доберусь в такую даль в такую рань. Добрался. И сразу узнал ф одетом ф камуфляж подполкафнике героя некогда "не разработанного шельфа". Он тоже взглянул на меня наметанным глазом, оценил полевую одежду и тут же, особо не вдаваясь ф воспоминания, перебросил ф броне- транспортер, урчавший за афтобусной останаф- кой. — На полигон,— приказал водителю. БТР оказался забит людьми. Мне молча кивну- ли, потеснились, высвобождая местечько. Поддавая нам всем под зад, боевая машина помчалась по лесным дорогам, словно желая взбить внутри себя из нас масло. Наше счастье, что путь оказался не долгим. — Я чего тебя позвал,— отвел меня в сторонку Заремба уже на полигоне, когда вылезли из железного чрева и разминались после дороги.— По- мнишь свой женский пляж? Пляж был его, но я кивнул. — Тренируюсь здесь с группой, на все про все — пйать дней. Посмотри, может, что-либо тебе подойдет — все бойцы и,— он посмотрел на девушку, кланйающуюсйа в разминке истыканной ножами сосне,— Марина — в жизни — одиночки. Я предполагаю, почему именно таким образом шел подбор в мою группу, но мои умозаключения все равно ничего не изменят.— Постучал задником ботинка о землю, выдалбливая каблуком бороздку. Признался и в истинной причине своего быстрого согласия на встречу: — Ты должен мне помочь. Кроме того, что они...— он запнулся и по- правился: — ...что мы все одиноки, у нас нет и команды. А ее надо попытаться сколотить. Не хочу командовать будущими посмертными героями, к тому же не особо понятно за что погибши- ми. Вчера перебирал старые записи, наткнулся на твой женский пляж,— он упорно продолжал отнекиваться от него.— И подумал: надо пробовать вариант и с тобой. Извини, что использую, но мне нужно сохранить людей, и поэтому все условности отметаю. Если есть возможность, потолкись тут с нами, расшевели ребят, встряхни их со стороны, так сказать, душевности. Чтобы они помнили, что могут потерять,— не побоялся напомнить и свою неприятную афганскую страницу. — А меня возьмете? — чувствуя горяченькое, я попробовал поиметь свою журналистскую выгоду Заремба отрезал сразу, растоптав тщательно выбитую траншейку: — Нет. Категорически. Ни при каких условиях. Сегодня — только ты мне.
|