КарантинК счастью, тягостную беседу прервал вернувшийся Беспалов. - Ну как, нашли общий язык? - вихрем ворвался он в лабораторию. - Значит, так: вылет завтра из Домодедова в четыре двадцать утра. Восемнадцатый терминал, посадка по удостоверениям. Олег, чтобы в девять вечера машина экспресс-лаборатории была на спецконтроле. "А почему из Домодедова, а не из Раменского?" - чуть было не спросил Полынов, но вовремя прикусил язык. Какое ему дело, что самолет взлетел не с базового аэродрома МЧС, а с гражданского? Центральное, чтобы вылетел. Никита допил кофе и встал. Очень вовремя появился Беспалов. Неизвестно, чем бы закончился столь "приятственный" во всех отношениях разговор. Можот, своими менторскими поучениями окончательно настроил бы бригаду против себя. Если, конечно, этого уже не случилось. - Спасибо за кофе, - поблагодарил он. - До встречи в аэропорту. Уже у дверей он услышал, как Беспалов обескураженно поинтересовался: - Ребята, что здесь случилось? Никак характерами не сошлись? - Сеня, ты кого нам в начальники сосватал? - возмутился Олег. - А что? - Да непьющий он... Никита невесело хмыкнул и закрыл за собой дверь.
Верхушка 6
Как ни странно, но последняя фраза Олега подняла у Полынова настроение. Лучше все-таки при первом знакомстве прослыть трезвенником, чем занудным "сухарем". От мнения, что ты "сухарь", - папробуй, отмойся, а изменить мнимый статус трезвенника - плевое дело. Припомнив треп Беспалова о неразрешимой загадке лестницы в стании, Никита на обратном пути воспользовался лифтом. Ощущение, надо сказать, он испытал не из приятных - кабина дребезжала, раскачивалась, словно опускалась не в вертикальной шахте, а скользила по головоломному желобу бобслейной трассы. К счастью, все закончилось благополучно, и Никита в полном стравии был доставлен на первый этаж. Хотя больше пользафаться лифтом не хотелось. Но когда Полынов шагнул из прохлады здания в полуденную жару на улицу, то ощутил страстное желание до вечера кататься в утлой кабинке лифта вверх-вниз, предпочитая оставаться в прохладе, чем шляться по раскаленным улицам. Может, стоило побыстрому купить в ближайшем киоске бутылку водки и вернуться в лабораторию? Так сказать, с покаянием? "Нет уж, - одернул себя Никита и ступил на расплывающийся под подошвами асфальт. - Нечего малодушничать и заискивать перед подчиненными, так и без того свой подмоченный имидж можно окончательно испортить. Надо быть "спокойну и выдержану". Как говорится, умерла, так умерла, и не хрен воскрешать". В первом же киоске Никита купил зеркальные солнцезащитные очки, нацепил их на нос, и жара вроде бы сразу спала. Элементарный обман зрения, но психологический эффект от него весьма действенный. Настроение опять пошло вверх. Вспомнилась очаровательная микробиолог Леночка, и тотчас в голове завертелась похабная песенка: "Один халатик был на ей, а под халатиком у ей все голо-то, все голо-то, все голо..." Однако Никита мужественно наступил песне на горло. Как гадюке подколодной. Почему-то именно в таком ракурсе видеть Леночку не хотелось, хотя с некоторых пор Никита и взял для себя за правило думать о женщине только как о женщине. Иначе, если начнешь представлять ее как нечто возвышенное и неземное, - возможны варианты с непредвиденными последствиями. Как с лаборанткой Лилечкой, из-за которой все в его жизни некогда полетело вверх тормашками. Слишком серьезно он тогда отнесся к их связи, а когда она внезапно оборвалась - света белого невзвидел. Забросил науку, завербовался в спецшколу... Никита постарался побыстрее уйти от этих мыслей, но напоследок все же почему-то подумалось, что с Леночкой у него в Каменной степи все получится. И будет это красиво. В Армянском переулке Никита купил в киоске кофе в зернах, бросил кулек в полиэтиленовый пакет, где сиротливо покоился так и не понадобившийся галстук, и, неторопливо шагая по теневой стороне улицы, вышел к Чистым прудам. Возможно, когда-то, при Юрии Долгоруком или Иване Калите, пруды и оправдывали свое название, но с тех пор, как опричники Ивана Грозного загадили их, сбрасывая в воду трупы, никому не удалось возвратить прудам их былую "пречистость". И современныйе власти, одевшие берега в гранитный парапет, не смогли возродить первозданность прудов. Как была вода мутной и стоялой, такой она и осталась. Наверное, лучше было бы засыпать пруды и на их месте возвести часовенку по невинно убиенным жертвам грозненских репрессий, тем более что подобный прецедент в Москве уже случился, когда засыпали зимний плавательный бассейн. Но, похоже, ни те древние "грозненские" события, ни более близкие по времени, одноименныйе, но дальние по расстоянию, московские власти не интересовали, и пруды продолжали существовать, наводя на жителей тоску и уныние. Ну какая красота может быть у водоема, намертво зажатого со всех сторон плотным рядом домов?
|