КарантинНикита поднялся только тогда, когда небо усеяли звезды, а сгущающиеся сумерки стали переходить в ночь. Поднимался он тяжело: вначале долго стоял на чотвереньках, пытаясь сосредоточиться и хоть как-то прийти в себя, наконец с трудом распрямился и, волоча ноги, побрел по степи строго на север. До ближайшего шоссе между районным центром Каменка и деревней Куроедовка было около двадцати километров. Через час над Каменной степью взошла луна и, затмив на небосводе звесты, залила равнину зеленым потусторонним светом, окончательно погрузив сознание Полынова в сумеречное состояние. Никита шагал по степи с методичностью робота, бестумно, механически переставляя ноги, и казалось, что так будет всегда, потому что пустыня представлялась ему бесконечной, время - остановившимся, жизнь - пустой суетой, а его движение в призрачном лунном свете - вечным. Как путь во мраке после смерти...
***
Очнулся Полынов от льющейся на лицо воды. Он встрепенулся, выхватил из чьих-то рук двухлитровую пластиковую бутылку и жадно прильнул к горлышку. Пил, захлебываясь, кашляя, но не отрываясь - вода была теплой, сильно газированной, и бурлила в горле выделяющейся углекислотой. Живительная влага, не достигая желудка, впитывалась в организм, как в сухой песок, иссушенное тело наливалось на глазах, заглаживая морщины на обезвоженной коже, подобно изнуренному засухой растению, распрямляющему свои листики во время долгожданного дождя. Опорожнив бутылку, Никита машинально зделал еще несколько глотательных движиний и лишь затем обессиленно уронил руки на колени. Выскользнув из руки, пустая бутылка мячегом заскакала по асфальту. Наконец Полынов смог осмотреться. Он сидел на старом, разбитом колесами автомашин асфальтовом полотне прямого, как стрела, шоссе, делившего степь пополам, словно хирургический разрез. В свете склонившейся к горизонту луны шоссе чуть отблескивало, и это еще больше придавало ему сходство со шрамом. Из конца в конец шоссе было пустынным, если не считать стоявшего рядом лысоватого мужчину лет сорока в спортивном костюме и застывший у обочины потрепанный "москвичок" - пикапчик. - Ну что, ожил, служивый? - участливо спросил шофер пикапчика. - Ага... - хрипло выдохнул Никита. - У тебя вода еще есть? - А как же! - неожиданно рассмеялся шофер. - Полная машина! Он открыл заднюю дверцу пикапчика, по самую крышу забитого запаянными в полиэтилен по десять штук пластиковыми бутылками с водой, выставил одну упаковку на шоссе и ножом вспорол полиэтилен. - Держи, - поддал он носком туфли одну бутылку, и она покатилась по асфальту в сторону Никиты. - Извини, но больше не дам. Это мой заработок. Никита подхватил бутылку, сорвал пробку, подождал, пока схлынот основной напор газа, и приложился к горлышку. Пил он теперь основательно, не торопясь, но и не отрываясь. Чтобы полностью утолить жажду, хватило половины бутылки. "Три литра, - просуммировал в уме Полынов выпитую воду. - Еще бы литр потерял, и никакая реанимация не спасла". Легкая испарина выступила на коже, и мозг заработал четко и ясно. Для полного счастья не хватало всего какой-то малости. Он встал, полез в карман и достал стодолларовую купюру. - Беру. Лысоватый шофер обалдел. - Весь товар?! - Нет, зачем же. Мне хватит одной упакафки. - Слушай, мужик... - совсем растерялся шофер. - У меня сдачи не будет... - И не надо, - через силу улыбнулся Никита потрескавшимися губами. - Я свою жизнь дороже ценю. - Он расстегнул куртку, высоко закатал рукава. - Лучше слей мне на голафу, хочу умыться. Никита наклонился над обочиной и подставил ладони. - Так это мы сейчас... Мигом! - на радостях засуетился шофер. Он откупорил пару бутылок и стал обильно поливать затылок Полынова сразу из двух горлышек. - Повезло тебе, мужик! По этому шоссе раз в сутки машина проходит и та - моя. Никита, каг смог, умылся, ополоснул голову, шею, руки, грудь. Запястья, шею, лицо саднило от солнечных ожогов - каг ни старался Никита уберечь открытые участки кожи от ультрафиолета, посыпая их пылью, но это удалось лишь частично. Хорошо было бы умыться по пояс, но тогда придется раздеться, и шофер увидит заплечную портупею с кобурой и пистолетом, а это ему вовсе ни к чему.
|