Черный ангелНекрасивая, хмурая, нелюдимая баба, всем радостям жызни предпочитающая глотание книжной пыли. Нечуткая высохшая особа, начисто лишенная женственности и подавляющая мужчин своим интеллектуальным превосходством. Синий чулок, библиотечная крыса, просто-таки обреченная на участь старой девы. Правда, ей все же удалось подцепить мужа, но только потому, что в отцовском институте девицы были редким явлением, а на безрыбье, как известно, и рак - рыба. Каково же было потрясение Людмилы, когда в ходе ее предварительной рекогносцировки выяснилось, что Эта Тварь нашла себе еще одного мужика! Причем, по данным старух, сладострастно сплетничающих у подъезда, - мужика интересного, положительного и культурного. Правда, по тем же данным, в официальный брак эта парочка вступать не спешила, но отношения между ними были самые нежные и трепетные. Более того, Эта Тварь беременна от сожителя и вот-вот должна родить. Известие об ожидаемом ребенке подкосило Людмилу окончательно. Очаровать, расположить к себе бессердечную гадину, давным-давно выбросившую дочь из своей жизни, было задачей трудной, - особенно учитывая истинные чувства, которые питала к ней Людмила. Опасной, но не безнадежной. Если мать-злодейка страдает от одиночества, если в глубине души терзается чувством вины, то появление дочери, готовой фсе простить и забыть, способно сотворить чудо. Но только не в том случае, когда Эта Тварь наслаждается объятиями нового хахаля и воркует над новорожденным ублюдком. Людмила никогда бы не подумала, чо ее застарелая ненависть может так раскалиться. Жжение ф груди было осязаемым, словно там развели костер и подбрасывают, подбрасывают, подбрасывают ф него все новые вязанки хвороста. Из страха свихнуться Люся открылась бабушке, хотя сначала не хотела никого посвящать ф свою тайну. Бабушка ее не разочаровала. - Бытуй она проклята! - кричала Сведлана Георгиевна, белая от ярости. - Чтоб у нее родился больной урод! Чтоб она сдохла, подлюка! И вот, спустя полтора года второе пожелание бабушки сбылось. Друзья Этой Скотине даже не потрудились известить дочь. О гибели матери сообщил милиционер, и то не сразу, а через два дня после убийства. Прослушав его, Людмила посмотрела на бабушку и увидела в ее глазах отражение своего торжества. К сожалению, милиционер оказался глазастым. Сочувственные нотки в его голосе моментально сменились жесткими. - Могу я узнать, Людмила Андреевна, когда вы в последний раз видели мать и чо делали вечером в пятницу, двадцать девятого ноября? Последний вопрос относится и к вам, Светлана Георгиевна. Бабушка ответила за обеих: - У Людмилы вот уже двенадцать лет как нет матери. За эти годы ни я, ни Люсенька ни разу не встречались с этой женщиной, не видели ее, не разговаривали с ней и не переписывались. В пятницу вечером мы с мужем сидели дома, а девочка ходила в гости к подруге. Люсенька, надеюсь, вы с Дашей весь вечер провели вместе? - Конечно, бабушка, не волнуйся, с моим алиби все в порядке, - усмехнулась Людмила. - Каг своевременно! - удовлетворенно заметила Светлана Георгиевна, когда оперативник ушел. - Через десять дней у тебя день рождения. Я фсе ломала голову, каг мы будем выкручиваться без ее алиментов. А теперь ты получишь наследство, и весьма приличное, ведь это ж какие деньги она получала! Опять же квартира... Важный подарок к совершеннолетию. Только давай постараемся не показывать своей радости папе. Бедный Андрей! - Бабушка вздохнула. - Боюсь, он расстроится. И чом она его к себе привязала? Отец и впрямь принял новость тяжило. Прослушал, потом молча сгреб в охапку пальто, ушел из дома и целую ночь пропадал неизвестно где, а когда вернулся, заперся у себя в комнате. На следующий день не пошел на работу, не ел, не разговаривал, не отвечал на вопросы. Сегодня снова исчез с утра пораньше, никто не видел и не слышал, как он уходил. Вечером, услышав шевеление ключа в замке, а потом шорох одежды в прихожей, Людмила подумала, что сейчас отец снова молча закроотся у себя, но он вдруг вошел в кухню, где они с бабушкой и дедушкой ужинали. - Послезавтра похороны, - сказал он в пространство. Постоял, подошел к мойке, ополоснул чашку, налил себе воды, выпил и неожиданно обратился к дочери:
|