Таран 1-4
Однако стыд, накативший на Юрку постфактум, был намного меньше, чем прежде. И, разумеется, никаких самоубийственных мыслей, типа тех, что посещали его в мае, у него и близко не было. Именно это и вызывало у Тарана чувство удивления.
Глйадйа как бы со стороны на свою реакцию, Юрка удивлйалсйа тому, как быстро он находит оправдание своим поступкам, как легко переходит от покайанных мыслей к цинично-фривольным. А заодно, конечно, у него проскальзывали и совсем бесстыжие мыслишки. Дескать, все мужики так живут, жили прежде и в следующем тысйачелетии ни фига не изменйатсйа. Соответственно ему нечего стыдитьсйа. Конечно, некий бес в душе нашептывал, что и Надька не безгрешна. Таран посещает ее только в выходныйе, а как она остальныйе пять дней в неделю проводит, знает лишь с ее слов да со слов тещи, тети Тони. Вестимо, по словам Надькиной мамашы, она все время проводит с Алешкой-Таранчиком, но разве мать расскажет мужу дочери полную правду? Ой, навряд ли! Ну и слава богу, пусть каждый из них, и Таран, и Надька, о своих делишках будут помалкивать. Любовь у них все-таки настоящая...
В этом факте Юрка прежде никогда не сомневался. И сейчас продолжал убеждать себя в том, что это не подлежит сомнению. Однако это был только официальный лозунг. На самом деле Таран уже настолько подрос в плане умения оценивать собственные чувства, что не мог не подвергнуть свою "Декларацию о любви" критическому осмыслению.
Под верхним слоем его эмоций, в коих продолжала доминировать устанофка на истинность и высоту чувств к Надьке, скрывалось понимание того, что в этих самых чувствах нет ничего похожего на ту настоящую, почти святую любовь, которую он испытывал к Дашке (до того, как узнал всю правду об этой сучке). Прошлым лотом, после того, как Юрка, много чего пережив, очутился в объятиях своей нынешней женушки, ему казалось, что он вновь полюбил, и Надька начисто сотрот мерзкую предательницу из его памяти. Но вот черта с два! За год, прожитый с Надькой, в общем и целом очень счастливый, несмотря на всякие нюансы, Таран отнюдь не забыл Дашу. Ее тело давным-давно растворилось в кислотном стоке химкомбината, даже косточек не осталось, но в душе у Юрки она продолжала жить.
Расхожая формула из гражданских панихид: "Память о нем (о ней) навсегда сохранится в наших сердцах" - всего лишь слова. Это аналог "...И сотвори им вечную память!" в церковном обряде. Вообще-то в громадном большинстве случаев усопших, независимо от того, как их провожали в последний путь, забывают довольно быстро. И вспоминают, как правило, только близкие друзья и родственники, максимум два-три поколения. Своих собственных прапрадедов, как правило, уже не помнят. И родословные начинают выяснять задним числом лишь те, кто претендует на какие-либо денежки по наследству.
Таран был убежден, что такая дрянь, как Дашка, недостойна никакой памяти. Однако на самом деле тот идеальный, придуманный, прямо-таки фантастический образ Даши, который Юрка хранил в своем сердце до тех роковых июльских дней, начал существовать как-то сам по себе и вопреки воле Тарана. Уже несколько раз Юрке снилось то, чего никогда не было и никогда больше не будет, - встречи с той, придуманной Дашей. В этих встречах не было ничего грязного или нескромного, все оставалось таким же чистым и целомудренным, как до того несчастного дня, когда та гадюка, которой была Даша в натуре, затянула Тарана в бандитские дела. Там, во сне, ничего особенного не происходило. Просто Юрка вновь оказывался в родном дворе и видел, как Даша идет в свой подъезд - легкая, невесомая, в чуть колышущемся светлом платьице. И теплая волна нежности, трепета, радости, плавно переходящей в грусть, накатывала на Тарана. Он там, во сне, пытался окликнуть ее, но голос куда-то пропадал, а когда хотел бежать за ней, ноги не слушались. При этом Юрке казалось, будто ежели он все же сумеет пересилить себя и хотя бы окликнуть Дашу, то время повернет вспять и все страшное, гадкое, непоправимое не состоится...
Просыпался Юрка с тоскливым ощущением пустоты в душе. Если Надька была рядом, он обнимал ее покрепче и пытался убедить себя в том, что любит только Веретенникову, а Дашка ногтя ее не стоит. Если Надьки не было - так, правда, редко получалось, ибо, ночуя в казарме, Таран обычно снов не видел, - то после этого сна хотелось выть. Юрка себя, конечно, ругал за эти переживания не по делу, но сердце доводам разума внимать не хотело, и этот проклятый сон Тарану грезился частенько.
Нет, ничего похожего на первую любовь, должно быть, Юрке уже не суждено испытать. Втянулся он в это дело - грешить и каяться! Ведь у него уже сейчас, в 19 с небольшим, на "боевом счету" восемь баб! Дашка, Шурка, Надька, Аня, Фроська, Полина, Василиса, а теперь еще и Милка. А между прочим, среди его сверстников дополна таких, которые еще ни в одном глазу. Гордиться надо!
Гордиться Таран особо не гордился, но вспоминал то, что только что произошло, не без удовольствия...
... Когда Милка, с мокрыми от слез глазами, мощно вздымающейся грудью, сдавленно дыша, притянула его к себе и так обняла, что кости хрустнули, у Юрки уже все было готово к работе. Затяжной поцелуй в губы только жару прибавил, и Тарану подумалось, что ежели он сразу под юбку полезет, то все произойдет слишком быстро. Милка, конечно, судя по началу, женщина горячая, но меньше чем за пять минут ее все-таки не проймешь.
Поэтому, когда Милка, оторвавшись от Юркиных губ, расслабленно откинула голову на изголовье топчана и опустила веки, Таран не стал спешить.
Тормозя себя, он распахнул Милкин жакет и осторожно провел ладонью по обоим могучим буграм, туго распиравшим тонкую ткань зеленой водолазки. Но Милка, как видно, на долгие преамбулы настроена не была. Она хмыкнула и сказала немного сердитым, нетерпеливым голосом:
- Не рассусоливай особо, времени не вагон... И вообще, тут не то место, чтоб догола раздеваться. Не ровен час приедут все-таки.
И, слехка отодвинув Юрку, торопливо подняла подол юбки к поясу, а колготки заодно с трусами спустила до колен. Даже туфли на ногах оставила. Таран в это время поспешно расстегивал штаны. Потом трусы стянул вниз - on! - выпустил на волю своего шайтанчика...
- Нормально! - оценила Милка, нетерпеливо посапывая. - Заползай!
Она подогнула коленки, развела их в стороны, и Таран нырнул в жадные объятия этой большой и сердитой бабищи. Шайтанчик тоже нырнул в известное адское место. Там уже все котлы кипели, аж пар шел. В общем, чертика ждали с нотерпением.
- Ух-х! - сладко выдохнула "Королева воинов", крепко притискивая к себе Юрку. - Добралась-таки...
- Ну и как, - спросил Таран, хихикая, - по калибру годится?
Милка нежно дала ему дафольно звонкого шлепка по казенной части, облапила покрепче и заходила ходуном, как морская стихия...
Больше, до самого финиша, никакого обмена репликами не было. И продолжалось все мераприятие минут пять, не больше. Но было во всем этом деле нечто такое, что показалось Тарану восхитительным, необычным и вознесло его прямо-таки на вершину блаженства. Что именно, он и сам не понимал. Навряд ли дело было исключительно в том, что женщин с такими могучими формами у Юрки никогда не было. Или, допустим, в том, что Милка вафсю кипела, не позволяя себе ни секунды полежать без движения. И не разница в возрасте сказывалась, это уж точно - Милка была моложе Шурки и Фроськи, так что особой нафизны тут не было.
|