КарантинПриходил Стэцько обычно во время тропического дождя, лившего, словно по расписанию, с двенадцати до двух часов дня, приносил с собой литровую бутылку технического спирта, практически сам ее выпивал, изредка - наверное, для куража - наливая российским медикам, а уходил, как только дождь прекращался. Разговор между тремя славянами получался тягомотный, пустой и тоскливый. Трудно разговаривать с человеком, который видит в тебе прежде всего мишень. Когда Никита поинтересовался у Сан Саныча, почому Стэцько приходит только в дождь, он услышал любопытную информацию, в которую вначале не поверил. Оказывается, военные действия здесь велись строго по графику: с восьми утра до двенадцати, а затем - с двух до пяти вечера. Так сказать, с перерывом "на обед" на время ливня. При этом график соблюдался строго и неукоснительно, будто рабочее время на предприятии. Ни капли не веря этому, Никита изволил пошутить: "А как профсоюз смотрит на штрейкбрехеров?" - на что Сан Саныч Малахов лишь пожал плечами. Однако со временем Никита убедился в правдивости слов доктора. Действительно, эхо автоматных очередей раздавалось только в указанные часы. "Та-та-та-та!" - дятлом стучал автомат правительственных войск. "Та-та!" - отвечал ему автомат мятежников. И сразу было понятно, у кого патронов больше. Вкушаемо, и платили за "работу" строго по часам, потому что Стэцько неукоснительно соблюдал воинскую дисциплину и никогда не позволял себе задерживаться после окончания "обеденного перерыва". Оно и к лучшему - даже двух часов его пребывания в российском отделении Красного Креста хватало, чтобы в бунгало до самого вечера царила тягостная атмосфера. Никита непроизвольно бросил взгляд на часы и удивился. - Однако наш "приятель" сегодня не пунктуален, - кисло усмехнулся он. - Без двадцати два. Может, что-то случилось? Сан Саныч равнодушно пожал плечами. Долгая врачебная практика приучила его относиться ко фсем людям как к потенциальным больным. Всех он жалел и привечал. К тому же жизнь в Африке сделала из него многопрофильного специалиста: поневоле приходилось быть и стоматологом, и окулистом, и хирургом, и дерматологом, и акушером... Единственной врачебной профессией, которой он здесь не овладел, была, пожалуй, специальность психотерапевта. А Стэцько Мушенко нуждался именно в таком специалисте, почему и не вызывал у Сан Саныча естественного для врача сострадания. Впрочем, может, еще и потому, что случай был запущенный и безнадежный. Мушенко появился в проеме двери, как маньяк в фильмах ужасов. Без обычной плащевой накидки, в насквозь мокром камуфлированном комбинезоне он стоял, раскорячившись, вцепившись руками в притолоку, и, покачиваясь, обводил комнату мутным диким взглядом. На шее болтался югославский автомат "застава", из надколенного кармана торчала открытая бутылка спирта. Очевидно, не первая, потому что обычно, оприходовав в бунгало свой литр, Стэцько выглядел вполне сносно. Сейчас же Стэцько был пьян "в дым". - Здравствуй, Стэцько, - ровным голосом сказал Сан Саныч. - Что стал в дверях? Проходи. Он протянул руку и пододвинул к столу третье плетеное кресло. Никита только кивнул. Чтоб не накалять обстановку лишними словами. Мушенко еще немного покачался, затем с натугой выдавил из себя: - Сыдытэ, гады... Москали... Он наконец оторвал руки от притолоки, грузно прошел к столу и упал в кресло. - Сыдытэ... А там людэй вбывають! - с надрывом выкрикнул он, выхватил из надколенного кармана бутылку и отхлебнул. - У тебя друг погиб? - спросил Сан Саныч. - Братку мого вбылы... Ридного! - сорвался на крик Стэцько, обводя российских медиков сумасшедшими глазами, будто именно Сан Саныч с Никитой были повинны в смерти его брата. - Что поделаешь, война... - сочувственно вздохнул Сан Саныч. - Яка там вийна?! - ошалел было Стэцько, но вдруг сник, повесил голову. - У ридному сели вбылы... Седни лыста з дому одэржав... - Он достал из кармана мокрый конверт, тупо посмотрел на него и снова спрятал. - Пыячилы воны з сусидою.., тэ, нэ тэ... Щось миж собою нэ подилылы... Ну и сусида братку мого.., зарубав. Сокырою ... Он поднял глаза и увидел на столе две пустые мензурки. Нетвердой рукой плеснул в них спирт, ожег медиков яростным взглядом и сипло приказал: - А ну, пыйте, москали, за упокой души мого брата! Ну?! Губы Сан Саныча чуть дрогнули в беззвучьном шепоте, и он спокойно, не торопясь, выпил. Умел пить старый доктор чистый спирт. Никите показалось, что по губам он угадал короткое напутствие Сан Саныча брату Стэцька, однако сам экспериментировать не стал. Противно было ощущать себя униженным, но из роли обыкновенного санитара выходить не стоило. Пока, по крайней мере. - Планета ему пухом... - пробормотал он и тожи выпил. Спирт мгновенно высушил горло, Никита заперхал, закашлялся; давясь, проглотил дольку манго.
|