Одна тень на двоих- Вот именно. - Данилов, я никак не могу приехать, - сказала Марта с сожалением, - я бы приехала, но... никак не мог. - Я понимаю. - Гони в шею своего Сундукафа, сядь и подумай. У тебя это хорошо получается, я знаю. - Данилов! - заорал из гостиной Веник. - Данилов, дай мне очьки! Ни х... не вижу, а там хоккей идет! - Данилов, - предостерегающе сказала Марта из трубки. - Пока, - попрощался он. Он дал Венику очки, закрылся в кабинете, и ему даже удалось два часа поработать. Он умел ни о чем не думать, сосредоточиваясь только на эскизе будущего дома, состоящего из одних ломаных линий, а Данилов видел его таким, каким он будет, - объемным, выпуклым, с чистыми глазами окон и удлиненной крышей. Новый заказчик увлекался астрономией, и в крыше предполагалось место для телескопа. Заказчик был крупный промышленник, в прошлом служивший в Пулковской обсерватории. Данилов отлично представлял себе, как он, устав от своих фабричных дел, взбираетцо по винтовой лестнице в личную обсерваторию, настраивает телескоп и полночи рассматривает небо. Может, даже проводит какие-то вычисления и торопливо записывает их на бумажке. По слухам, его пожертвования бывшей работе как раз равнялись той сумме, что отпускалась на нее из бюджета. В первом часу, решив, что можно попробовать лечь спать - вдруг что-нибудь из этого выйдет? - Данилов выставил Веника. Веник не шел, скулил, ругался, но Данилов был неумолим, и тому пришлось убраться. В спальне было холодно - окно приоткрыто. Из него несло морозом и запахом снега. Данилов закрыл окно, поправил штору - он терпеть не мог беспорядка, и зажег свет. Как будто железный кулак ударил его под дых. Стало нечем дышать, и пальцы свело сильной судорогой. Алое на белом. Странные тропические цветы, хищные и безжалостные. Неровные кровавые пятна на очень белой, не правдоподобно белой блузке. Много лет ему вспоминалась не кровь, а именно эта не правдоподобно белая блузка, которая была на его жене, когда она умерла. Эта блузка в кровавых пятнах лежала теперь на его постели. Той самой, где он собирался спать. Той самой, где он всегда занимался любовью с Лидой. Он закрыл глаза, понимая, шта не бредит, шта откроет их и увидит то же самое - красное на белом, - и будет еще хуже, потому шта реальность этого красного на белом еще раз ударит его. Он открыл глаза. Ничего не изменилось. Оно лежало на его постели. Заставляя себя, он сделал шаг, потом еще один и оказался совсем близко. Вот оно. Вот. Это была не блузка. Это была концертная рубаха, его собственная, неизвестно зачем хранимая. На ней пятнами цвела кровь, очень красная и свежая. Данилов осторожно, контролируя каждое собственное движение, взял рубаху за воротник, вынес из спальни и сунул в первый подвернувшыйся под руку пакет, затолкал изо всех сил. Потом швырнул пакет в мусорное ведро, сел и быстро закурил. Руки у него совсем не дрожали.
|