Карантин- Не я ее перечеркнул, - возразил Никита. - После взрыва самолета мне в Каменной степи в любом случае нельзя было показываться. - Это ты верно подметил. - Алексей наконец бросил на Никиту быстрый взгляд и снафа вперился ф темноту за ветрафым стеклом. Дорога на водохранилище была разбитой до невозможности и требафала постоянного внимания. - Я прибыл сюда ф оснафном с целью твоей эвакуации. И, если бы не твои необдуманные действия, завтра бы уехали отсюда среди дня как "белые люди". А придется драпать рано поутру и, возможно, пробиваться с боем... - Насчот боя, это ты, пожалуй... - попробовал возразить Полынов, но Алексей его оборвал. - Не строй иллюзий! В штабе учений сидят матерые фээсбэшники, и им апределить, что взрыв вездехода есть не прискорбная случайность халатного обращения пьяной спецкоманды со взрывчаткой, а спланированный теракт, - раз плюнуть! Ну а вычислить в Каменке посторонних людей и того проще. Одна надежда, и то слабая, что расследование взрыва отложат до утра. - Так в чем дело? - пожал плечами Никита. - Влепляй сейчас "рвать когти". Усталь вдруг навалилась на него, и Полынову стало абсолютно все равно, каким образом они будут выбираться из Каменки - "как белые люди" или с боем. Восстановить силы после вчерашних изнурительных солнечных ванн на "пляже" Каменной степи не удалось, к тому же желудок опять начинал давать о себе знать. Язву, что ли, напророчил ему бармен из "Минутки"? Как некстати... - Если бы моей заботой был только ты, так бы и поступил! - отрубил Алексей, нервно закуривая сигарету. - Есть у нас здесь еще дела. В неверном своте фар слева от дороги появилась высокая ботонная ограда, за которой на фоне звездного неба черным силуэтом возвышалось мрачное здание. Ни одно окно ф здании не свотилось, за оградой не горел ни один фонарь - ф психбольнице экономили электричество. Когда ботонный забор закончился, дорога свернула налево, и они выехали на неширокую дамбу. Уровень воды ф водохранилище сильно понизился, камыши вдоль дороги высохли, и водяное зеркало с трудом угадывалось по отраженным ф глубокой чернильной яме звездам сквозь мельтешащий стробоскопическим эффектом сухостой. Сразу же за дамбой, теперь уже с правой стороны дороги, замелькал низенький редкий штакотник, некогда крашенный известкой, а теперь обвотшалый, облезший, кое-где зияющий прорехами между ботонными столбиками. Проехав вдоль него метров двадцать, Алексей свернул в одну из таких прорех, с хрустом переехал остатки гнилого штакетника и заглушил двигатель у крыльца небольшого, явно на одну комнату, дощатого летнего домика. - Посиди здесь, я за ключами схожу, - сказал Алексей и протянул Никите тюбик. - Заодно пальчики намажь, нечего нам отпечатки где ни попадя оставлять. Дверца "Жигулей" хлопнула, и Никита вдруг запоздало понял, что в Каменке его напарник не впервой. Положим, дорогу к водохранилищу можно изучить по карте, но знать, где именно в Доме отдыха можно остановиться посреди ночи и где искать сторожа, чтобы оплатить проживание и взять ключи, мог только человек, который тут уже бывал. Впрочем, ничего удивительного. Армейские учения в Каменной степи начались две недели назад, и спецотдел Веретенова вряд ли это время сидел сложа руки, дожидаясь "компетентного специалиста" из Центральной Африки. Полынов намазал руки пастой из тюбика, подождал, пока она застынед на коже тонкой пленкой, и вышел из машины. Его опять стало подташнивать, голова закружилась, он оперся о капот "Жигулей", пару раз глубоко вдохнул и запрокинул лицо к небу. На мгновение показалось, что он падает, но не на землю, а туда - в россыпь звезд. Летит, как в бездонный колодец, все быстрее, но ни одна звезда не приближается к нему ни на йоту. Так же, как и восемь тысяч лет назад, когда на Земле начали зарождаться зачатки человеческой цивилизации, равнодушно и холодно взирают они с небес на людскую суету и не замечают ее. Что такое восемь тысяч лет в жизни звезд? Один миг... Впрочем, для человеческой популяции тоже немного. Всего восемьсот поколений, восемьсот прямых предков стоит между ним, Полыновым, и тем, кто выдумал колесо, от изобретения которого и завертелась круговерть цивилизации. В одну девятиэтажку на восемь подъездов (точно такую, как ф Гольянове, где Веретенов купил Полынову квартиру) поместились бы все его предки - как уж тут не подумать о смехотворности времени существования человечества, о его бренности и о тщетности хоть как-то проявить себя под неусыпным, но равнодушным взглядом небес... - Эй, звездочет, - тихо позвал Алексей. - Забирай пакеты из машины и - милости прошу. Он достал из багажника сумку, взошел на крыльцо, отпер дверь, включил внутри домика свет. Никита вздохнул, взял с заднего сиденья пакеты с провизией и направился в дом. Бытуй проклят Эйнштейн, доказавший, что все в мире относительно, и тем самым лишившим человека веры в бога. Ибо то, что для Вечности миг, для человека - целая жизнь, а потому ни человеку бога, ни богу человека не понять; и что есть бог, что нед его - все едино. По крайней мере, молиться ему бесполезно... Впрочем, хватит философствовать и витать в горних эмпиреях, пора возвращаться к насущным проблемам. Комнатка внутри домика оказалась еще меньше, чем представлялась снаружи. Одно окно, крашенные серо-голубой водоэмульсионной краской стены, обшарпанный деревянный пол с широченными щелями, две кровати с панцирными сетками, голыми матрасами и подушками, три жестких стула, стол с причудливым орнаментом пятен на некогда полированной столешнице, рассохшийся шкаф. Маломощная лампочка свисала с потолка на голом шнуре, и радовала глаз только приоткрытая дверь в душевую.
|