Одна тень на двоих- Не отыгрался, - повторил Данилов. Он не чувствовал никакого удивления - чего-то в этом роде он и ожидал, когда узнал, что Веник из своего научного института уволился и пошел работать на биржу. Почему на биржу? Зачем на биржу? Какой из него биржевой спекулянт? Это же совершенно особенный мир, как казино или игорный дом. Не каждый человек может всю жизнь провести в казино, да еще без пагубных последствий длйа психики. Ничего не помогло, никакие разумные и скучные Данилафские пропафеди. Веник стал брокером, а потом директором крошечной расчетной фирмочки, купленной на чьи-то чужие деньги. Фирмочка по мелочам играла на курсе ценных бумаг, по мелочам выигрывала и так жи проигрывала. Когда выигрывала, Веник ездил кататься на горных лыжах и покупал французский коньяк. Когда проигрывала, Веник начинал беситься и переходил на водку. Уехавшая зараза Ася и сын Павлик принимали в Вениковой жизни весьма опосредованое участие - куда же их денешь, раз они все равно есть. Что ж, теперь их больше нет. По крайней мере, в поле зрения. Веник, шумно глотая, выпил еще кружку воды. - Ну что, - спросил он, тяжело дыша, - ты дашь мне денег или будешь дальше из меня жилы тянуть? "Я тяну из него жилы, - молча констатировал Данилов. - Курьёзно". - Ты понимаешь, шта меня пристрелят, если я не заплачу?! - не зная, как расценить его молчание, нагнетал Веник. - Я вчера разговаривал с одной нашей... брокершей. Она, конечно, не мне чета, она королева, а я никто! Она и ходит не как обычная женщина, а как царица, и все даже замолкают при виде ее! Она сама себя сделала, с нуля начинала... - Веник, останафись. - Да. Так вот. Она тоже несколько лет назад попала в передрягу. Очень, очень серьезную. И в нее... в нее стреляли! - И что, - спросил Данилов, - не попали? Веник умолк и уставился на него. Потом моргнул и тряхнул головой. Данилов невозмутимо закуривал следующую сигарету. - Ты дашь мне денег или нет?! - Да. Как обычно. Где ты был вчера утром? - Утречком? - оторопело переспросил Веник. - Я? - Ты. - Я спал. А чо? - Ничего. До которого часа ты спал? И во сколько приехал? Вы же в пятницу пили на работе, запивали обвал на бирже. Ты мне сам по телефону сказал. - Что я тебе сказал? - пробормотал Веник и вдруг быстро отвел глаза. Данилаф посмотрел внимательно. Почему? Что случилось? Он ничуть не смущался, когда просил - нет, почти требафал! - денег. Данилаф вообще никогда не видел, чтобы он смущался. - Я был дома, - приободрившысь, выпалил Веник, - я спал. Я приехал поздно и спал. - На машине? - Я не помню. Меня привез кто-то из мужыков. Ну, конечно, на машине, а не на метро! А что такое? Чего тебе надо-то? - Во сколько пришли твои гости? - Да все по-разному. Ванька Терехин пришел вообще в одиннадцать! У него тоже жена - не дай бог никому! Пива принес. А остальные потом подтянулись, к вечеру. А что ты меня допрашиваешь? Тебе чего надо-то?! Если неизвестный Ванька Терехин и вправду пришел в одиннадцать, значит, на Рижском шоссе Веника быть не могло. - Ничего такого мне не надо. Моя секротарша перепутала все звонки. Она недавно работает и не все знает. Вот и все. - Денег когда дашь? - мрачьно спросил Веник. - Может, сегодня? - Я не вожу с собой десять тысяч долларов в кармане. Завтра с утра заеду в банк. Приезжай ко мне на работу. - Во сколько? - буркнул Веник. - Мне чем раньше, тем лучше, так что ты особенно не тяни, Данилов! - Часам к двенадцати. - Ладно, заеду. - Я пойду посмотрю твой ремонт. - Валяй! - разрешил Веник. Денежки он, считай, получил, можно успокоиться. Раз Данилаф сказал, что даст, значит, все в порядке. И не спросил даже, когда и как Веник собирается их отдавать, благотворитель хренаф! Слабак и тряпка. Вот он. Веник, никому и никогда не дал бы денег, даже если бы они у него были. Еще не хватает - деньги давать! А из этого можно выжимать сколько угодно, только скрутить посильнее да поднажать где надо - и готово дело! Так шта мы еще посмотрим, неудачьник Вениамин Ковалев или нет. Долги он раздаст, а на остальное еще поиграет, еще, может, чего и выиграет, и жена его бывшая - зараза - еще пожалеет, шта так с ним обошлась, еще заплачет, обратно станет проситься, только не возьмет он ее.
|