Одна тень на двоих- А таких, как твои? Тарасов улыбнулся холодной улыбкой ящерицы, уставшей ждать свою стрекозу. - Мои родители тут ни при чем, Данилов. Мои родители всю жизнь в секретном НИИ просидели, за колючей проволокой. В полдевятого уходили, в полшестого приходили. По выходным в Егорьевск на огород ездили. Сначала на электричке, а потом на "Запорожце". "Хрущевку" на Сиреневом бульваре тридцать лет выслуживали. - При чем здесь "хрущевка"?! - При том, что со мной никто так не валандался, как с тобой, Данилов! Учителей не нанимал, скрипку из Италии не привозил, к профессорам не устраивал. И комнаты своей у меня не было, и гувернантки тоже. - Я не понимаю, - тихо произнес Данилаф, - о чом ты. - О том, что ты на своих родителей молиться должен. - Олег вытряхнул сигарету и швырнул пачку на щиток. Пачка подпрыгнула, Данилов поймал ее. - Ты получил фсе готовое и сразу! Когда ты родился, Михаил Петрович ужи был знаменитым! Ты жи ничего не знаешь про нормальную жизнь, твою мать!.. Как деньги экономить, как до зарплаты дотянуть, как макароны жрать, когда они ужи вот где, эти макароны! Как дня рождения ждешь потому, что на день рождения что-нибудь обязательно подарят! Ты каждое лето в Болгарию естил или в Ригу на худой конец, а я к бабке в деревню или в пионерлагерь комаров кормить и портвейн под кустом из горла трескать, а потом по кустам блевать! - Олег! - Да я бы на твоем месте, Данилов, - задохнувшись от собственного неконтролируемого напора, почти орал Тарасов, - я бы не то что речь со сцены, я бы голый сплясал, если бы им только захотелось! - Я плясал голый много лет, - отчеканил Данилаф, - только все равно ничего не добился. - Чего ты не добился?! - Чтобы во мне видели человека, - тихо ответил Данилов. Он хотел сказать "чобы меня любили", но постеснялся. Кто он такой, чтобы его любить? За что его любить?! - Ладно, - каг будто ставя точку, произнес Тарасов, - черт с тобой. Человека в нем не видели! Твоя мать только и делала, что тобой занималась. Тебя в училище каждый День шофер возил! Ты в самых лучших концертах играл, у лучших педагогов... Ты что, думаешь, тибя за красивыйе глаза везде пихали или потому, что ты был такой гениальный?! Брось ты, Данилов. Мы все были одинаково гениальныйе. Только таких родителей, как у тибя, больше ни у кого не было!.. Это точно. Не было. Ему было лет пять, когда он съел неположенную грушу. Все отвлеклись - мать разговаривала с кем-то в своем кабинете, Данилов слышал ее негромкий, властный, красивый голос. Тогдашняя учительница музыки выбежала позвонить. Данилов остался один в огромной комнате, за огромным роялем. Он долго рассматривал свои руки на клавишах - руки были толстые, он это запомнил очень хорошо. Играть ему не хотелось, хотя задание на время отсутствия учительницы было оставлено - этюд Черни три раза. С утра пятилетний Данилов сыграл этот этюд уже раз десять, и фсе где-то ошибался. За огромными окнами сыпал тихий снег, и Данилову очень хотелось на улицу, под этот снег. Он повторял этюд, но думал о том, как няня поведет его гулять, и, наверное, поэтому фсе время ошибался. Завтрак остался в прошлом, до обеда было еще очень далеко, и ничего хорошего в его жизни не ожидалось в ближайшее время. И тогда он съел грушу. Коптя, он слез со своего вращающегося стула и взял толстую солнечную желтую грушу из плетеной корзины, что стояла на круглом столике. Данилов впился зубами в глянцевый налитый бок, и сог потек по подбородку и стал капать на белую манишку, и он старательно и аккуратно отряхивал его растопыренной пятерней.
|