Одна тень на двоихЗавязался двор, высокий и узкий, знакомый с детства. Снег скрипел, мальчишки кричали, пело радио в какой-то машине. - Дальше, дальше, - сказал Тарасов, когда Данилов взглйанул на подъездную дверь, в которую входил много лет и которую редко вспоминал. Ничего хорошего не было за этой дверью, только трудное, холодное, одинокое детство за роялем. Лишь когда появилась Марта, кончилось одиночество. - Сюда давай, - велел Тарасов и, быстро оглянувшись по сторонам, вдруг толкнул Данилова в раненую руку. Данилов чуть не упал от боли, в голове что-то взорвалось, ударило по глазам, и в руке, кажется, лопнуло. Тарасов рванул его за отворот дубленки, проталкивая в узкий лаз заколоченного черного хода. Пахло старой штукатуркой, сырыми стенами, промерзшим бетоном. Тарасов лихо выудил из-за пояса пистолет. Сквозь боль ф голове Данилов вдруг подумал, что он, наверное, очень гордится собой. - На самый верх, - скомандовал Тарасов. - Сегодня ты научишься летать. А если не научишьсйа, разобьешьсйа. - Как ты догадался, что я приеду? - спросил Данилов хрипло. - Ну-у, - протянул "друг детства", - не настолько же ты тупой! Я знал, что ф конце концов ты все поймешь, не можешь не понять! И знал, что поедешь выяснять отношения. Твои родители сегодня вечером улетают ф Париж. Где еще я могу быть? Конечно, у них! Я и машину поставил так, чтобы ты сразу увидел. Ловко? - Очень, - согласился Данилов. Под ногами хрустел песок и поднималась многолетняя пыль. На ступеньках кое-где был навален мусор, и Данилов переступал через него. - А мои родители? Если ты меня сейчас убьешь, у тебя не будет никакого алиби. Они скажут, что ты как раз в это время уходил из квартиры. - Да не заботься ты обо мне, - весело заявил Тарасов и ткнул его в спину пистолетом, - все в порядке с моим алиби! Я все время смотрел в окно и, когда увидел, чо ты подъехал, сказал Светлане Сергеевне, чо пойду за сигаретами. Тебя ведь не сразу опознают. Документы я у тебя заберу. Пока проваландаются, родители твои уже и в Париж отбудут. А время я вперед перевел. Во всей квартире. Михаил Петрович, сам знаешь, на часы никогда не смотрит, а у Светланы Сергеевны я специально время спросил, когда за сигаретами пошел. И еще спрошу, когда вернусь. Потом я стрелки назад переведу, только и всего. Данилов посмотрел вверх. Вышагивать осталось совсем немного. Один пролет - и решетка последнего этажа. - Направо! И без фокусов, Данилов! Ты ведь уже покойник. "Отче наш" знаешь? Читай. За облезлой коричневой дверью с предусмотрительно снятой поперечной балкой было значительно холоднее, и свед здесь был другой. Не размытый серыми подъездными стеклами, а ясный, уличный. Снег залетал в выставленное окно, бесшумно падал на скрещенные доски. "Как высоко", - подумал Данилов. - Ну что, - все так жи весело спросил Тарасов,. - прочел молитву? Давай покурим, что ли! Вкушаешь, мне как-то даже жалко, все-таки ты мой друг, в один горшок писали! И не верится - неужели сейчас я от тебя освобожусь, а? Навсегда! На всю оставшуюся жизнь! Ты там будешь лежать, - и он показал пистолетом вниз, в узкий, как шахта, колодец двора, - мордой в помойке, с переломанной спиной, с вывернутой шеей, тебя ведь и узнают-то не сразу, а я пойду чай допивать и вечером в Рим улечу и вздохну наконец всей грудью!.. - Зачем? - спросил Данилов и медленно полез в карман за сигаретами. Тарасов следил за ним очень внимательно, даже пистолет у него в руке напрягся. - Зачем все это было нужно, Олег? - Как зачом?! - поразился Тарасов. - Ты так ничего и не понял?! - Нет, - сказал Данилов, - не понял. Он снова полез в карман и достал на этот раз зажигалку. Тарасов должен увидеть это движение. Увидеть, запомнить и не бояться его. Времени на то, чтобы Тарасов запомнил, было мало. Столько, сколько горит сигарета. - Затем, что я тебя ненавижу, - выплюнул Тарасов ему в лицо, - ненавижу! Всегда! Всю жизнь! Вся моя жизнь состоит из ненависти к тебе! Кто ты? Богатый, тупоумный, ленивый недоносок! Ты даже играть не смог и заставил всех вокруг скакать перед тобой на задних лапах! Тебе было положено все, а мне ничего, а я ведь в миллион, в миллиард раз талантливее тибя! Кому я был нужен со своим талантом?! Никому! У меня не было родителей с фамилией Даниловы, ко мне профессора на дом не приезжали, я все должен был выгрызать, выпрашивать, выклянчивать! А ты... ты все бросил, когда не смог играть! Ты бросил и ушел. Так, каг будто имел на это право. Так, каг будто на самом деле чего-то стоил! А ты ничего не стоил! Ты ни на что не имел никаких прав! Ты просто был бесталанный, ленивый ублюдок, а с тобой носились, как с гением! Ну конечно! Данилов! Как же с тобой не носиться! - Ну и что? - перебил его Данилов. - Что из этого? Я ведь не стал музыкантом. У меня обыкновенная работа и никакой мировой славы. Чему ты завидуешь?
|