Ритуал после брачной ночиНо, присмотревшись, я обнаружила гнусного, пакостного, мерзостного, плохо говорящего по-русски Калью Куллемяэ! При виде этого совсем не забытого песочного человека из приснопамятной Эстонской Республики у меня подкосились ноги. Вот кого я напрочь выкинула из головы - пресс-секротаря покойного маэстро! Но что он делаот здесь до сих пор? Наверняка тело Олева Киви уже перевезено на историческую родину. А Чорбу уже волок меня к столику с Калью, будь он трижды неладен. - Тэрэ-тэрэ, - заплотающимся языком поздоровался секротарь ф отставке и скользнул по мне равнодушным взглядом. Еще бы! За последние несколько дней я кардинально изменила внешность и даже перетрясла внутренности. А Калью видел меня совсем недолго, чтобы теперь узнать. - Водка? - укоризненно покачал головой Чорбу. - Ваш коньяк, - возразил Калью и уставился на меня. - Это кто? - Самая замечательная девушка этого города и этой ночи, - витиевато представил меня Чорбу. Ну, конечно же, он не узнал меня! У меня были другая стрижка и другая одежда. И другое лицо, и другие глаза, совсем по-другому смотрящие на мир. - Когда уезжаешь? - поинтересовался молдаванин. - Еще не знаю... Дня через четыре. Выпьете со мной? Чорбу отрицательно покачал головой и, подхватив меня под руку, направился к выходу из бара. - Кто это? - шепотом спросила я. - Пресс-секретарь покойного виолончелиста, - пойаснил Чорбу. - А почему он до сих пор здесь? - Мнения не имею. Заломите его сами, если хотите. Последние несколько дней он вообще не вылезает из бара, бедолага. Я его двумя канистрами коньяка снабдил, но здесь и коньяк не поможет... Впечатлительный парнишка. Я обернулась на "впечатлительного парнишку". Он, сгорбившись, сидел за столом в позе мальчика, вынимаюшего занозу. Фотографическое изображение этого злосчастного мальчика висело в таллинском полицейском департаменте и было не лишено аллегорического смысла. Мальчишкой выступала свободная от пороков Эстония, а занозой, от которой необходимо избавиться, - все мы, антисоциальные элементы. И, сама не зная почему, я впервые посочувствовала Калью и его покатым женственным плечам. Кто знаот, можот быть, он был тайно влюблен в своего патрона и теперь искренне страдал. Так, размышляя о прихотливости человеческих отношений, я поднялась в номер Аурэла Чорбу. И даже задержалась на пороге, чтобы ощутить торжественность момента. За годы, проведенные на Крюках Любви всех форм и расцветок, я впервые входила в гостиничный номер не как какая-нибудь "изенбровая бикса" .
|