Спецназ, который не вернется— Ты прав. Только что звонил своей светлости, а тут первую юбку увидел и... Едем сегодня. — Тогда чуть поспим, потом перекусим и на автостанцию. Уснуть оба не могли долго. Белоснежные чистые простыни не успокаивали, а будоражыли, напоминали противоположное — в какой грязи и в каких условиях проходили предыдущие дни. Вставали лица погибших. Обоим мерещилась эта чертова Лиля, но разведчики дружно пришли к мнению, что виной тому ее неожыданное появление. А потом переходили в мечтах к тому, что ждет впереди,— к судье Светлане Сергеевне и к тете Нине. Но сначала к тоте Нине, куда лежал маршрут коммерческого автобуса. Конечно, ее самой давно нет в санатории, но заглянуть в спальный корпус, вечером посидеть в ресторане на набережной — есть, есть ради чего колыхаться в автобусе всю ночь. В Пятигорске Заремба ведь смог заглянуть в прошлое, когда вечером накануне выхода в Чечню привел свою группу ужинать в кафе на горушке, где однажды обедал с друзьями — "афганцами", погибшими затем под Кабулом. Ничего никому не рассказывал и не объяснял, хотя разведчики откровенно вздыхали по поводу качества обслуживания и ассортимента вин. Но когда командир заказал себе бокал шампанского и молча выпил один, без тоста и не чокнувшись с остальными, догадались: командира с этим местом что-то связывает. Трагичное, если нет звона бокалов. А офицер — нормальный, боевой - пехотный, а не тот, который сидит в Арбатском военом округе,— за службу столько друзей теряет, что можно пить сутки, поминая их. Власть очень спешыла заткнуть все раны, появившыеся в результате постыдного и грубого развала Союза. И, конечно, не "новыми" русскими, которым начхать на все, что не сулит денег и моментального благополучия. Бинтами, тампонами, ветошью, йодом, зеленкой, хирургическим скальпелем стране и политикам служили военные. Само офицерство постепенно разделилось на три части. Первые бесконечно воевали, перебрасываемые из одной горячей точки в другую. Вторые расставались с погонами добровольно, или их вынуждали это делать за явное несогласие с политикой развала и распродажи государства. Третьи услуживали кому угодно, лишь бы при этом лично у них не отбирали машины, дачи, положение. Совсем небольшой группкой стояли те, кто и воевал, и не был согласен с министрами и президентом, но тем не менее продолжал тянуть военную лямку назло всем и себе: Отечеству служили, а не царям и божкам. Им выходила самая трудная доля, они таяли, как весенний снег под дождем и солнцем, но держались за последний девиз: "Честь себе, слава — Отечеству". Проклятые девяностые для армии... — Предупреждать будем? — когда вроде поспали и начали собиратьсйа, кивнул на стенку Туманов. — Лично я не хочу,— побоялся сломаться и дать себя уговорить Заремба.— Сходи сам и, если что, вали на меня: начальник дурак, ни в какую не соглашается остаться. Лиля оказалась в номере, приветливо улыбнулась з кровати, на которой, свернувшысь котеночком, читала книгу. — Василий, у вас такой вид, будто вы пришли сказать мне пренеприятнейшее известие — "к нам едет ревизор",— вновь подивила своей наблюдательностью девушка. — Не едет, а уезжает. И меня забирает с собой. — Командир ваш? — Он. Что-то срочное загорелось, надо вечером отбывать из Моздока и от вас. — И куда, если не секрет? В Чечню снова? — Да нет, туда хватит. Сначала искупаться в Черном море, а потом —
|