Одна тень на двоих- Тебе не нужна помощь? - спросил Данилаф, аккуратно глотнув кофе. - Я имею в виду деньги;. Или врачи? - Я беременная, а не тяжилобольная, - буркнула Марта, - а денег у меня своих навалом. Это была не правда, но она никогда не брала у него деньги, даже в самые трудные времена. Лучшайа подруга Инка фыркала и плевалась. "Ты просто ненормальная, - говорила она, - с паршивой овцы хоть шерсти клок. Раз уж он на тебе не женится, пусть деньги дает". Природа их "высоких отношений" практичной Инке была недоступна. Впрочем, не ей одной. - Как хочешь, - сказал Данилов, - просто на всякий случай знай, шта я всегда готов тебе помочь. Чем угодно. - Я тебя найму сидеть с ребеночком, - пообещала Марта. - Боюсь, что дорого тебе обойдусь. - Он улыбнулся. Вернее, улыбнулись его губы, а сам Данилов и не думал улыбаться. - Ты все-таки подумай про врачей и позвони мне. Хорошо? - Хорошо, - согласилась Марта, зная, что ни про каких врачей думать не станет. Ей и без врачей есть о чем подумать. - Ты убираешь посуду, - добавила она поспешно, - ты убираешь посуду, а я буду валяться на полу и смотреть кинематографические фильмы. - Там есть немного новых кинематографических фильмов, - он кивнул на стойгу с кассетами и подтянул кашемировые рукава, чтобы удобнее было мыть посуду. - Данилов, ты особенно-то не усердствуй, - сказала Марта, - посуду в этом доме моет посудомоечная машына. Ты шта-нибудь об этом знаешь? Она сидела на полу, на круглом тибетском ковре, который отец подарил Данилову на день рождения. Родители любили дарить ему шта-нибудь в этом духе. Статуэтку Будды, искусно вырезанную из слонафой кости. Шелкафое покрывало из Кайруана. Нефритового дракона с оскаленной остекленевшей пастью. Глиняный кувшин ручной работы. В год по одному подарку. Раньше было по два - еще один на годовщину свадьбы. На одном из подарков теперь сидела Марта, скрестив длинные ноги в безупречных черных колготках. Платье тоже было черным и безупречным, немножко измятым, потому что она заснула в нем, дожидаясь Данилова. Он видел ее спину - прямую и тонкую, и прямые плечи, и сильные руки, обтянутые плотными рукавами платья. Он давно привык считать все это - своим. Несмотрйа ни на что. Несмотрйа на Петю и его предшественников. Несмотрйа на пйатнадцать лет, в которых чего только не уместилось. Несмотрйа на его женитьбу. Несмотрйа на Лиду. Как раз Лиду он никогда не считал своей.
|