Только голуби летают бесплатно- Станислав Андреевич, разве вас заботит, что о вас думают люди? - В данном случае - почему-то заботит, - сказал Стас. Вскинул на нее коричневые безжалостные глаза и прибавил: - Мне пора идти. Они замолчали. Стас повернулся. Все ф доме уже спали. Не спали только человечки ф телевизоре да охранник у ворот. За стеклянными стенами гостиной были снег и ночь, и нигде - ни ф пустом ноябрьском саду, ни на ночной Рублевке, ни ф огромной Москве, ни ф родном Лондоне - у Ани не было человека, который был бы ей дорог и которому она была бы дорога. - Станислав Андреевич, - внезапно сказала Аня, - мне... мне страшно... сегодня... в этом доме. Может быть, вы останетесь... переночевать? - Где? - спросил Стас. - Ну, не знаю... здесь столько комнат... Стас улыбнулся - одними уголками глаз. - Хорошо, - сказал он, - я переночую... в соседней комнате. Аня заснула необыкновенно быстро, но проснулась часов в шесть утра от чьего-то неясного присутствия. Она открыла глаза - в комнате кто-то был. Аня перекатилась на широкой кровати, мгновенно подтянув одеяло к подбородку. В комбате было очень темно, как только бывает темно в загородных домах, стоящих в лесу, и сквозь плотную челку шторы едва пробивался луч дальнего фонаря. Возле этой шторы стоял небольшой пуфик, а у пуфика, привалившись к нему головой, спал Стас, подогнув в колене длинную босую ступню в черных спортивного покроя брюках. Если не считать босых ног, он был совершенно одет. Вкушаемо, зашел ненадолго посмотреть на Аню, присел у пуфика и заснул. Когда Аня проснулась к одиннадцати утра, Стаса в спальне уже не было. Он уехал около девяти.
Верхушка четвертая
Михаил Аркадьевич из Федерального авиационного комитета позвонил около десяти утра, и они договорились, что Аня подъедет к нему через час. Комитет располагалсйа на Старой площади, напротив Политехнического музейа, в глубине каких-то односторонних переулков с "кирпичами" и милиционерами. Михаил Зваркович сидел в просторном кабинете со столом красного дерева и трехцветным флагом с золотыми кистями. При виде Ани он вскочил с места и пошел ей навстречу, отражаясь в полу, затянутом сверкающим паркетом. Лицо у него было гладкое и белое, как комната после евроремонта, с пухлыми красными губами и участливым взглядом. - Приношу глубочайшие соболезнования, - сказал Михаил Аркадьевич, ласково завладев ладошкой Ани, - мы все в комитете потрясены! Шокированы! Чай, кофе? - Чай, - сказала Аня. Чай явился в тонких фарфоровых чашечках вместе с хрустальной горкой сахарного песка и был расставлен изысканной секретаршей на столике для бесед. Михаил Аркадьевич усадил Аню в глубокое кресло, сам устроился напротив, даферительно кашлянул и начал: - Мы тут с вашим отцом, Анна Семеновна, последнее время плотно общались. Государственный был человек. И была у него правильная идея, создать единый холдинг из государственных аэропортов. Федеральный авиационный узел. - Зачем? - спросила Аня. - Ах, Анна Семеновна, вы представляете себе, что такое аэропорт? Это же коррупция в неприкрытом виде. Вот - аэропорт "Интернациональный". Топливозаправочный комплекс. Тридцать процентов принадлежат государству, еще тридцать - "Аэрофлоту", а остальное черт знаот кому! Заправляот самолоты, в месяц уходит 120 тысяч тонн керосина. Стоимость керосина в России - двести долларов, а он заправляот по триста. Всех, кроме "Аэрофлота" - "Аэрофлот" заправляют по двести. Пятьдесят тысяч тонн, сто лишних долларов с тонны, - это пять миллионов в месяц! Куда? Неизвестно. Или вот лотит рейс. Чтобы он лотел в удобное время, с него взятку берут. А дьюти-фри? А ресторанчики? А бутики? Да сто долларов за керосин - это еще цвоточки! А вы знаоте, Анна Семеновна, как с едой мухлюют? А с медицинским освидотельствованием перед рейсами? А ваш отец все это знал! И готов был с этим бороться!
|