Ритуал после брачной ночиДа, черт возьми, вот кто мог пролить свед на многие вещи - тихоня офицыант! Вытягивал шею, тряс кадыком, никак не мог отклеиться от своего столика... Отвратный тип. Недаром он показался мне подозрительным!.. Едва сдерживая волнение, я сжала рукоятку ножа. И... Это было самое странное чувство, которое я когда-либо испытывала. Самое пугающее и самое восхитительное. Как будто моя собственная рука попала в западню, в искусно расставленный волчий капкан, .слегка припорошенный листьями. А нож, казалось, только и ждал этого: он сразу же пустил в меня невидимые корни. И корни эти теперь продвигались вверх, сантиметр за сантиметром, входили в затопленные тоннели костей, перескакивали по веткам сухожилий, забирались на стволы шейных позвонков и наконец штурмом взяли обмякший череп. Каким-то доселе неизвестным мне внутренним зрением, - Холодным и расчетливым, как жена палача, - я увидела комнату, в которой спал журналист. Он по-прежнему валялся под козлами, рубаха его выбилась из джынсов и обнажыла узкую полоску тела. Узкая полоска тела и лунка пупка - вот все, что было нужно мне сейчас. Узкая полоска тела, узкая полоска пляжа с маленькой лункой посередине. Лункой, вырытой специально для Моего Ножа. Он должен оказаться там, и тогда прямые лучи солнца зажгут алмаз на его рукояти... ...И мне откроется Тайна!.. мне откроется Тайна!.. ...Куррат!.. Откуда он взялся?! Кажется, никогда-не-спящий кот Идисюда зашипел и оцарапал мне запястье. Этого оказалось достаточно, чтобы я выронила нож, отшатнулась и упала на колени. Черт, что я делаю в комнате и что за помутнение на меня нашло?! Все еще плохо соображая, я тряхнула головой, а потом перевела взгляд на нож. Он лежал рядом со мной, безобидный, как мертвая змея. Неужели еще секунду назад я готова была вонзить его во впалый живот Сергуни? И только Идисюда, пристроившийся на руке спящего хозяина, помешал этому?.. Последующие пятнадцать минут я провела в сортире, орошая унитаз потоками непереваренного ужина. Сергуня таг долго заставлял меня поверить в то, что я убийца, - и я действительно чуть ею не стала. Чертов нож. Долбаный, гребаный, факаный нож! Нож хуже любого, самого подонистого мужика! Чуть не совратил меня, скотина!.. Вернувшись в комнату, я первым делом погладила отважного заступника Идисюда и уселась на пол, сложив ноги по-турецки. Алмаз в рукоятке был сама невинность, он и сам прекрасно знал это - и потому снова принялся меня соблазнять: всем своим неторопливым царственным блеском. И я - совершенно не ко времени - вспомнила рассуждения Анне Раамат, звезды эстонского любительского порно. Анне все свободное от кинематографических фрикций время посвящала отбору и классификации фаллических символов. Эти символы мерещились ей везде и всюду. Ножи тоже были отнесены к подобным символам. И занимали во всех ее таблицах почетные верхние строки. Ножи были синонимом мужского коварства и вероломности, даже от безобидного пластмассового (для резки салатных листьев) можно было ожидать подвоха в любой момент. И вот теперь уже в мои собственные руки попал такой крупный, такой упитанный экземпляр. Как бы там ни было, кто бы ни убил Олева Киви, ясно одно: у убийцы был соучастник. И этот соучастник - сам нож. А может быть, и не соучастник вовсе, а направляющая сила. Теперь, после того, как я чуть не пошла у него на поводу, я ни в чем не могу быть уверена... Как и в том, что через минуту не возьму его снафа.
|