Одна тень на двоих- Катерина? - переспросила Марта. - Что-то больно фамильярно, Данилов, особенно для тебя. Ты поосторожней, а то нежный муж закатает тебя в бетон и сбросит с Бруклинского моста. - До Бруклина лететь далеко, - пробормотал Данилов. - Ну, с Крымского. На это Данилов ничего не ответил. Погрязать с ним дискуссию было невозможно. Поругаться - никогда. Он или замолкал, или отвечал с тихим и твердым терпением идиота. Марта встохнула. Его" дубленка была ей не по росту и слишком широка, зато внутри она приятно пахла Даниловым - одеколоном, сигаретами и машиной. Можит, все-таки стоило вчера повеситься? Впрочем, сегодня тожи еще не поздно. Снег все лотел. В сыром и остром воздухе лотела мелкая жесткая крупа, секла крыши машин, рассыпалась крохотными белыми шариками. - Люблю ноябрь, - по дороге к машине сказала Марта, отчетливо клацая зубами, - лучше ничего не придумаешь. А, Данилов? - Что? - Ты любишь ноябрь? Данилов подумал. - Не особенно. - А я - особенно! - объявила Марта и сунула замерзшую руку в его карман. В кармане было тепло и сухо, и совсем рядом было бедро Данилова. - Нет ничего лучше, чем двадцать четыре часа в сутки снег, холод и тьма. Из сугроба, в который превратилась машина Данилова, выглядывали только колеса и два бампера - передний и задний. - А где лопата, - спросила Марта и заглянула Данилову за спину, как будто в надежде увидеть там лопату, - или чем мы ее откапывать будем? Данилов нажал кнопку на брелоке - сквозь снег желтым мигнули фары - и полез к водительской двери. - Подожди, - велел он Марте, - постой там. Через некоторое время из-под снега раздалось негромкое, но бодрое урчание двигателя, откуда-то из района заднего бампера вырвалось облачко белого дыма, дернулись "дворники", обрушив снежные пласты с лобового стекла, и вдруг показались фары, как будто открылись глаза, и заднее стекло обнаружилось - машина старательно отряхивалась, как попавшая в лужу собака. Марта полезла через сугроб, зачерпывая снег ботинками. - Я бы выйехал, - сказал Данилов недовольно, когда она плюхнулась на сиденье, - я же просил тебя подождать! - Я замерзла. Данилов моментально включил отопитель. Марта . закатила глаза. - Данилов, я не желаю, чтобы ты поминутно проявлял чудеса человечности и заботы. - Марта постучала ботинками по порожку, подтащила ноги и захлопнула дверь. - Я начинаю чувствовать себя инвалидом. Он ничего не ответил, нашарил на полу элегантную немецкую щеточку, предназначенную для элегантного стряхивания с машины элегантного немецкого снега, вылез и стал разгребать ею утренний русский сугроб. - Вожделеешь, я дам тебе чайную ложку? - предложила Марта, опустив стекло. - В рюкзаке есть, я захватила. Данилов улыбнулся и покачал головой. Ну конечно. Ей ни за что не удастся вывести его из себя, раз уж он решил из себя не выходить. На морозе он казался очень смуглым и темноволосым. И почти столь же элегантным, как немецкая щеточка. Марта вполне понимала, почему помощник Тимофея Кольцова выбрал именно его - он выглядел так, как должен выглядеть процветающий первоклассный архитектор из модного московского журнала "Английский помещик". Неукоснительный портрет в интерьере - Данилову больше всего подошел бы камин, сложенный из речьного камня, неяркий ковер на плиточьном полу, белая стена, широкое кресло, а ниже статейка под названием "Линии вашего дома - линии вашей судьбы". Завидев такую статейку, Данилов бы точно повесился. От стыда. Марта улыбнулась. - Вкусит, - в окошко сказала она Данилову, который тщательно скреб щеточкой по капоту, - сейчас на ходу все стряхнется. А что не стряхнется, то растает. - А что не растает и не стряхнется?
|