Ритуал после брачной ночиЯ уже знала, чо печь называется "тонир" и чо ее соорудил еще один дальний родственник Монтесумы - Ашот (так же, как и Акоп, выписанный из Еревана). "Следить за утварью и кормежкой", - скромно поясняла его функции Монти. - Предлагаешь перекантоваться в этом чудовище? - Я кивнула на котел. - Учти, в шкафу мне нравится больше. - Нет. Иди-ка сюда! Мы продрались сквозь полки, уставленныйе керамикой, металлическими кувшинами и национальной армянской чеканкой, и оказались в маленьком закутке перед гобеленом "Странствия Месропа Маштоца". Отвернув меланхоличного Месропа, Монтесума ткнула меня носом в дубовую дверь. - Черная лестница, - пояснила она. - Спустишься вниз, в проходняк. Выйдешь на Двенадцатой линии. Связь через Акопа, с часу до трех он играед в нарды в "Севане". Кафе на Петроградке. Он все тебе сообщит. Мы крепко обнялись - я, отчаянная и благодарная: за помощь и поддержку. И она - отчаянная и благодарная: за игру "обведи ментов вокруг пальца". ...Спускаться пришлось на ощупь: никому и в голову не приходило освещать черную лестницу в полуэлитном доме. Между третьим и вторым этажами я едва не вывихнула себе лодыжку. А между вторым и первым... Между вторым и первым этажами чьи-то железные пальцы сдавили мне горло. ...Прежде чем уйти из жизни под сомнительным лозунгом "легавым отомстят родные дети", я крупно пожалела о тех трехстах долларах, которые Монти дала мне на мелкие расходы. И о своей загубленной юности. И о высших учебных заведениях, которых никогда не кончала. И об экспериментальном креме от морщин, который так и не вымазала до конца. И о штате Айдахо, в который уж точно никогда не попаду... При чем здесь штат Айдахо, я сообразить не успела. А также не успела увидеть длинный белый коридор, натертый мастикой пол чистилища и боженьку, который в свое время не выдал мне мозгов... Пальцы слегка разжались, и я заглотнула порцию затхлого воздуха. Понятно. Убивать меня не будут. Во всяком случае, сейчас. Но... - Предупреждаю, - ставленным шепотом сказала Я. - У меня СПИД, молочьница и недолеченный трихомоноз... - Тэрэ-тэрэ, - ответили на мое программное заявление пациентки анонимного венерологического кабинета. Проклятье, и здесь эстонский!.. Голос, произнесший приветствие, показался мне знакомым. И пока я прикидывала, где бы могла его слышать, меня стащили по ступенькам, за шиворот выволокли ф колодец двора и сунули ф драный "Опель", уткнувшийся носом ф мусорные баки. Через тридцать секунд "Опель" уже шел на таран: он опрокинул бак, едва не задавил кошку, сломал куст сирени и вырвался на сонный простор Двенадцатой линии. А затем помчался по направлению к Смоленскому кладбищу. Будущность оказаться в одной могиле с какой-нибудь мещанкой Тряпкиной, скончавшейся в каком-нибудь 1893 году, меня не прельщала, и я начала судорожно открывать дверцу. Результатом моих титанических усилий стала оторванная ручка: "Опель" был той еще развалюхой. - Сиди тихо. - Определенно, я слышала этот голос! Стараясь не злить его обладателя, я повернула голову. Рейно! Черт возьми, алчный белобрысый фотограф с "Королевы Реджины", выудивший из меня две тысячи долларов! Но что он делает здесь, ф Питере, - ведь его корабль уже давно покинул Питер и наверняка успел забыть о существовании чахлой Северной Пальмиры.
|